Неизвестно - Untitled.FR11.rtf5

Потом Ш-С. спросил: «Что это за приватизационный комитет такой?»

Я объяснил.

Ш-С. пожал плечами и сразу прошел в мою комнату. Запер за собой дверь и, усевшись напротив меня, сказал тихо и жалобно:

— Я снова заболел!

— Почему ты решил, что заболел? — спросил я.

— Я ничего не понимаю! — горячо заговорил Ш-С. — Окружающим все ка­жется совершенно естественным, а я не понимаю! Не понимаю, почему я должен радоваться, если где-то запрещают говорить на русском языке! Не понимаю, как Горбачев и Ельцин сумели так устроить нашу экономику, что за доллар США, за который там только и можно проехать в метро, у нас можно полстраны купить! Не понимаю, почему Шеварднадзе, получая жалованье министра иностранных дел СССР, только тем и занимался, что защищал от СССР другие страны. Я ни­чего не понимаю.

Я не сразу сумел сформулировать свой ответ.

— Видишь ли. — сказал я. — Вообще-то надо вносить порядок в самые яв­ления, а не в одни лишь понятия. Тебе станет легче, если ты поймешь, что со­держанием аналитики является астрономия, в которой история составляет лишь незначительную величину.

Еще мне хотелось сказать о «непрямом пути», о котором я так долго думал, но я побоялся, что Ш-С. не поймет меня, и поэтому начал издалека.

— Ты слышал о красно-коричневых? — спросил я, как-то непроизвольно под­ражая интонациям господина Редактора.

— Слышал! — сказал Ш-С. — А что?

— Понимаешь . — проговорил я, больше думая уже не о том, как разъяснить свою мысль о «непрямом пути» в астрономии, а пытаясь понять, откуда в моем го­лосе появились явственно узнаваемые интонации Редактора. — Раньше все боль­шевики были евреями. Или немножко евреями... А теперь что? Теперь каждый интеллигент тоже, по-своему, еврей. А если нет, то значит, что он красно-корич­невый. Понимаешь?

— Нет. — сказал Ш-С. — Разве ты тоже еврей? Или ты красно-коричневый?

— Откуда я знаю. — сказал я. — Тебе ведь известно, что моя мать умерла, а отец находится на секретной работе .

— Тем более, — сказал Ш-С. — И вообще, откуда у тебя эти мысли про астро­номию? Ты забыл, что доктор запретил тебе читать Федорова?

Мне не хотелось отвечать на этот вопрос.

К счастью, тут мой взгляд упал на рисунок, который я сделал, задумавшись, откуда известно редактору мое галактическое прошлое. Я показал рисунок Ш-С.

— Кто это? — спросил я. — Знаешь?

Ш-С. побледнел и, как-то торопливо попрощавшись, ушел.

Сбывается предсказание статьи из «Аргументов и фактов» об олимпийском Мишке .

Ушел на пенсию М. С. Горбачев.

Короток век политических деятелей в нашей стране. Нелегка их судьба. Едва только придет человек к власти, а уже и народ ему не нравится, которым он должен управлять, уже стремится он запретить то, благодаря чему сам пришел к власти.

Для демократов народ — тоже самое страшное. И в этом мне видится вну­треннее противоречие, которое трудно будет преодолеть. Снова разговаривал с

Векшиным и еще раз убедился, что идеалы демократии он путает с ненавистью к этой, как он любит говорить, стране.

Векшин не скрывает от меня, что своей властью он пользуется в личных целях. Работу в мэрии и Совете городских депутатов он совмещает с деятельностью кон­сультанта в шести инофирмах, где, как говорит, получает зарплату в СКВ.

Когда я услышал об этом, я подумал, что, может быть, поэтому Векшин и не возвращает мне долг. Рублей у него нет, одни доллары... Хотя я бы, конечно, со­гласился взять долг и в долларах.

Мне, однако, неловко требовать долг в долларах, и, чтобы отвлечься от этой мысли, я сказал, цитируя Ш-С., что не понимаю, почему я должен радоваться, когда моя страна становится колонией.

— А никого и не интересует, радуешься ты или нет! — ответил Векшин. — У власти сейчас мы, которые всегда мечтали уехать в США. Пускай Соединенными Штатами мы никогда не станем, но нам приятнее жить хотя бы в колонии США. Понял, идиот?

Какой он грубый.

Потом Векшин ушел на кухню и долго разговаривал там с Давидом Эдуардо­вичем Выжигайло.

Давид Эдуардович выставил бутылку шотландского виски, и Векшин объяснял ему, что так можно просрать всю перестройку.

— А нам что перестройка, что кукуруза — один хрен! — отвечал на это Давид Эдуардович.

Векшин горячился, спорил.

Потом на кухню вышла Екатерина Тихоновна Федорчукова.

— Полно врать про перестройку свою, — сказала она. — Идите спать!

Снова читал в туалете газеты.

Мысль, что национализм еще никого не доводил до добра, внушается нашей демократической прессой так же усиленно, как раньше коммунистической. Мысль интересная, но не бесспорная. Ведь при всем желании мы не найдем ни одной страны, для которой бы был благотворным интернационализм. Кстати, бывший СССР — лучший тому пример.

Векшин так и не отдал сто рублей, а пенсию по-прежнему не платят, и на Но­вый год я остался без денег.

Конечно, можно было улететь на Плутон, у меня давно висит в шкафу хороший аппарат для полета, но надо подождать. Уж очень интересно посмотреть на ры­нок, который начинается в будущем году.

Новый год провел дома. Лежал на диване и читал книжку, которую, убегая от меня, забыл Ш-С.

Это М. А. Орлов. «История отношений человека с дьяволом».

Книга интересная, но еще интереснее пометки Ш-С. на полях.

Я внимательно изучал эти пометки, пытаясь определить характер болезни Ш-С.

«Первейшей статьей считалась мертвая рука, — пишет М. А. Орлов. — Вот как она добывалась и изготовлялась. Надо было сторожить, пока человека повесят, и тайно отрезать у повешенного кисть руки».

И тут же пометка Ш-С.: «Удивительно актуально!».

Честно говоря, я не сразу и разобрал смысл этой записи, пока не вспомнил, что Ш-С. болен. Но постепенно, вчитываясь в его пометки, я понял, что Ш-С. имеет в виду. С маниакальной последовательностью он проводил мысль, что рецепт изго­товления колдовского подсвечника не следует понимать в прямом смысле...

Ш-С. убежден, что мертвая рука — это не обязательно рука человека, отпра­вившегося в полет к Плутону (удавление — вернейший способ достичь этой пла­неты). Ш-С. предполагает, что речь здесь у Орлова идет о конкретной организа­ции, а именно о КПСС. Значит, он считает, что партию коммунистов отправили на Плутон, а руки ее — секретари обкомов КПСС, члены Политбюро — могут использоваться как подсвечники.

«Отрезанная (от КПСС — пометил Ш-С.) кисть прежде всего плотно оберты­валась в саван и крепко откручивалась, чтобы отжать из нее кровь (идеологию — прим. Ш-С.). После того изготовлялась смесь из мелко истолченных порошков соли, селитры, перца и разных других зелий (демократическая идеология — прим. Ш-С.), кисть погружали в эту смесь и оставляли в ней на две недели».

«Какие же это две недели, если речь здесь идет о самом Борисе Николаеви­че?» — написал на полях Ш-С., и я, прочитав это замечание, задумался.