Питер Сингер - Освобождение животных

жестокости голословными и беспочвенными. Кроме того, не надо обольщаться, что вся

общественность — это беззаветные борцы за гуманность и справедливость (просто в

государственных структурах этим качествам нет места из-за самой природы

государственного правления). Общественность, по крайней мере, в некоторой своей

части, имеет (или думает, что имеет) те или иные интересы к продолжению практики

спесиецизма, в т.ч. сознательного выращивания и убийства животных для пищи. Как

мы только что могли увидеть, люди также готовы принять к мышлению такие

вводящие в заблуждение формы, подвергнутые нами критике в этой главе.

В каких случаях и с какими возможностями может выступать Движение за

освобождение животных против этих древних (со времен античности) предрассудков,

причем большей частью облаченных в одежды силы и власти, и буквально

пронизывающих наше жизненное пространство? И еще, может ли что-либо, помимо

рассудка и нравственности влиять на наши предпочтения в случаях возникновения

нелегкого выбора? Трудно в связи с этим искать некое утешение в том, что рано или

поздно угроза всемирного голода и назревающий продовольственный кризис заставят

нас понять неэффективность производства пищевой продукции из тел животных, как

метода обеспечения человечества продовольствием. Расплата за подобную

благодушно-выжидательную позицию может стать непомерно высокой в нравственном

и гуманистическом отношении, хотя вполне возможно, что выход из этого ужасного

кризиса будет найден своевременно и, очевидно, будет заключаться в рациональной и

гуманной диете.

Движение по охране природной среды является результатом другого кризиса,

приведшего человечество к таким трактовкам наших отношений с животными, которые

казались невозможными еще десять лет тому назад. Правда эпоха энвайронменталистов

была более связана с сохранением участков дикой природы и спасением видов,

находящихся под угрозой исчезновения, чем вообще с животными. Однако не нужен

был слишком большой скачок от осознания того, что несправедливо и дурно

обращаться с китами, как с гигантскими резервуарами, наполненными китовым жиром,

до осознания того, что несправедливо обращаться со свиньями, как с машинами для

превращения зерна в мясо. Эти факторы лежат в основе надежды на то, что у Движения

за освобождение животных есть будущее. Кстати, нет сомнения в том, например, что

движение за освобождение от рабства на своих ранних этапах выглядело более

обнадеживающе и перспективнее, чем нынешнее Движение за освобождение

животных. Поэтому говорить здесь опять будет История. Тем не менее, Освобождение

животных будет требовать, по крайней мере, от части человеческих существ,

величайшего альтруизма — большего, чем какое-либо иное освободительное движение.

Тем более, что животные сами по себе неспособны к тому, чтобы самим потребовать

своего собственного освобождения или протестовать против условий их жизни путем

голосования на выборах, проведения уличных демонстраций или борьбы с помощью

бомб. В то же время человеческие существа обладают научно-технической мощью,

чтобы продлить притеснение других видов надолго, или, по крайне мере, до тех пор,

пока мы не превратим планету в место, неподходящее для пребывания живых существ.

Если наша тирания будет и дальше продолжена, то это докажет, что вместо светлого

«венца творения» природа в лице человека получила такого тирана, свирепость

которого не смогли выразить самые циничные из поэтов и философов, говоривших об

этом. Избрав же другой путь, мы сможем самоотверженно принять этот назревший

«вызов эпохи» и доказать нашу способность к истинному альтруизму путем

прекращения безжалостной эксплуатации других видов, используя для этого нашу силу

и мощь не потому, что мы сильны, чтобы добиться этого, как бунтари и террористы, а

потому, что осознаем — позиция сильного, безжалостного варвара является в данном

случае морально незащищенной и нравственно уязвимой.

Как мы ответим на этот вопрос, зависит от способа, которым каждый из нас лично и

самостоятельно отвечает на него.