Маргерит Юрсенар - Северные архивы. Роман. С фр.

с главой ордена и обязать их впредь обращаться

только к французскому управляющему провин­

цией. В тот же вечер Франсуа Матьё отправил

тайного посланца на территорию империи, чтобы

сообщить новость своему руководству, которому

удалось добиться от короля Франции более мяг­

кого решения. Этот священник, проявив немало

сметки в делах своего века, умер двадцать лет

спустя в Антверпене, решив окончить свои дни

в провинциях, оставшихся испанскими, и, разу­

меется, сохранив верность тому, что принято на­

зывать старым режимом.

Не много было среди моих родных и монахинь,

до нас не дошло ни одного их изображения, воз­

можно, благочестивые дамы считали непристойным

позировать художнику. Таинственный портрет, где

модель изображена в монашеской одежде, — это

69

портрет девушки, умершей в 16 лет и не приняв­

шей еще обета. Моя двоюродная прабабка, малень­

кая Изабелла Адриансен, дважды изображена во

весь рост в традиционном одеянии монашеского

ордена, куда поместили сироту: ее большое зеле­

новатое бархатное платье с жесткими складками,

украшенное огненными лентами, кажется более

старинным, чем эпоха, в которую жила его владе­

лица: можно подумать, что портрет написан при

Людовике XIII, а не Людовике Любимом *. У нее

нежное круглое лицо с неопределившимися де­

тскими чертами; губы не научились улыбаться. Бо­

лезненная бледность и роза, которую она держит в

руке, напоминают веласкесовских инфант, хотя

прекрасный провинциальный художник, запечат­

левший воздушный силуэт Изабеллы, разумеется,

никогда их не видел.

Не могу я похвалиться и мучениками. Я про­

смотрела списки казненных и изгнанных в Смут­

ные времена. В них, кажется, можно найти все

фамилии этой истерзанной страны. Мне встрети­

лось несколько имен, имеющих ко мне отноше­

ние, но ни одно из них я не могу вновь посадить

на нужное место в генеалогическую гряду, откуда

его, должно быть, выпололи со всей тщательно­

стью. Несколько братьев Жерома де Байенгема в

конце XVI века уехали из Сент-Омера в Англию,

возможно, по религиозным соображениям: мы по­

теряли их из виду. В целом Кленверки, их родные

и близкие — за порядок на улицах и в церкви.

Убийства священников, высадка англичан-проте-

70

стантов, готовых помочь изгнанникам и подозри­

тельным личностям, укрывшимся не только в ле­

сах Мон-де-Ка, но и на совсем близкой

Мон-Нуар, — все это их беспокоит и возмущает.

Мятежники ж е , подобно кельтам, эмигрировав­

шим с вождем атребатов Коммом, подобно шуа­

нам или участникам Сопротивления в наши дни,

своим героизмом бросают вызов местным врагам

или заморским тиранам, покидают, если нужно,

родину и возвращаются при поддержке иностран­

ных союзников. Буржуа, пьющие за здоровье гер­

цога Альба, видят в этих бунтарях только подонков

и мерзавцев, сбившихся с пути молодых людей,

распутных монахов-расстриг, соблазненных дура­

ков-крестьян и нескольких заблудших дворян,

подкупленных золотом Елизаветы Тюдор *. Эшеве-

ны Байёля, действующие заодно с трибуналом в

Брюсселе, порой краснеют от того, что их обви­

няют в недостаточном рвении при расправе с мя­

тежниками. Эти католики, прилежно посещавшие

мессу, не задавались вопросом, не является ли

церковная роскошь оскорбительной для нищих и

убогих, не задумывались над тем, не нуждаются

ли монастыри, откуда монахи удирают под любым

предлогом, чтобы бродить по свету, если не в Ре­

форме, то хотя бы в реформах.

Примерно в 1 8 7 0 году Эдмон де Кусмакер,

кузен одной из моих Прабабок, в своей ученой

книге изобразил эту горстку еретиков как достой­

ный презрения сброд, отрицая мужество казнен­

ных и красоту псалмов, отважно распеваемых

протестантами в ночи при выходе из церкви. Не

71

смущает его и запах гари от сожженных ферм,

пристанищ мятежников. Не он один вот так заты­

кает себе нос. Для оправдания бесчинств, допу­

щенных партией, к которой ты принадлежишь,

применяется очень простая техника, и состоит она

в следующем: с одной стороны, шельмование

жертв, с другой — уверения, что казни были не­

обходимы для поддержания порядка, что их было,

кстати, меньше, чем говорят, и что они были впол­

не в духе времени. В нашем случае это значит,

что во внимание не принимаются ни Себастьян

Кастельон, ни Монтень. Подобная апологетика

использовалась не только для оправдания пре­

ступлений папистов или гугенотов: и в наши дни

фанатики и спекулянты от идеологии лгут точно

так ж е .

Мартин Кленверк, эшевен-простолюдин из

Мерриса, близ Байёля, не фигурирует в семейных

архивах, да если бы у него и было право попасть

туда, имя его, разумеется, вычеркнули бы. Надо

сказать, что эта фамилия-прозвище была весьма

распространена во Фландрии: Кленверки из Каст-

ра, Байёля или Метерена могли слыхом не слыхи­

вать о Кленверках из Мерриса или же относиться

к ним с высокомерием. Что до меня, то я бы охот­

но предположила, что у всех этих «себя-не-ут-

руждателей», проживающих друг от друга в

радиусе десяти лье, был общий предок. Но это не­

важно. Не разделяя взглядов Мартина на культ

Девы Марии или малое число избранных (хотя,

бросив взгляд на нынешнее состояние мира, мы

поймем, что в этом, последнем случае он прав), я

72

считаю бесстрашного протестанта своим кузеном.

Однажды жарким июньским днем по пыльной до­

роге, обсаженной, однако, зеленым хмелем, ветви

которого отбрасывают некое подобие тени, Мар­

тин отправляется пешком из тюрьмы в Байёле на

Воронью гору, место казни, где ему должны отру­

бить голову. Там он, несомненно, найдет останки

многих своих единоверцев, зарубленных до него.

Ему, кстати, повезет: только благодаря должности

эшевена он, мужлан и деревенщина, избежит худ­

шего. С ним не поступят, как с мятежником Ж а ­

ком Визежем, буржуа из Байёля, которого

сначала высекут на каждом углу Большой площа­

ди, а затем, израненного, бросят в горящий в цен­

тре костер. Мартин умрет достойно и, как он

надеется, от одного удара. Он не замешан ни в

каком убийстве, он не разбивал ничьих статуй:

преступление его состоит в том, что он ходил из

дома в дом, с фермы на ферму, прося о взносах,

чтобы собрать положенную ему часть суммы в три

миллиона ливров. С помощью этих денег его еди­

новерцы надеются добиться от короля Филиппа

свободы вероисповедания. Простак Мартин пове­

рил в эти россказни.

Вероятно, на смертном пути на нем, как всегда,