Маргерит Юрсенар - Северные архивы. Роман. С фр.

де Бан, одна из моих прапрабабок, поддерживает

красивыми руками облако муслина, едва прикры­

вающего ее полную грудь; лицо, скорее некраси­

вое, у ж е не очень молодое, с живыми глазами и

большим смеющимся ртом, своеобразно и горде­

ливо. Я представляю себе гостеприимную хозяйку

дома, которая пьет и ест наравне с гостями, ни в

чем им не уступая, смеется их рискованным шут­

кам, но при этом Даниэль Альбер Андриансен, ее

муж, может не опасаться мимолетных капризов

этой порядочной женщины. Изабелла дю Шамбж,

дальняя родственница, одета Гебой *; голубая бар­

хотка а-ла Натье * украшает ее прелестную, слегка

потемневшую шею. Большой позолоченный кув­

шин, который она держит в руке, относится к из­

любленным аксессуарам фламандской живописи

после Рубенса, будь то пиршество на Олимпе, как

в данном случае, брак в Кане галилейской или се­

мейный праздник. Изабелла де ла Бас-Булонь но­

сит имя, которое Мольер мог бы запросто дать

одной из своих провинциальных маркиз, но она,

отделенная от нас пятью поколениями, чарует,

почти тревожит своей красотой. Ее портрет —

воспоминание не то о костюмированном бале, не

то о сельском празднике: она держит на коленях

82

лук и колчан, напоминающие об Амуре, но от ее

безразличия и бледности веет лунным холодом.

Тоненькая, она держится прямо в придворном

платье времен Людовика XV и больше похожа на

нимф Приматиччо *, чем на изнеженные создания

«Отплытия на остров Киферу» *: несколько старо­

модная манера провинциального художника уда­

ляет ее от нас во времени. Что скрывает это лицо,

какие образы запечатлелись в больших светлых,

чуть косящих глазах? Не будем пытаться угадать.

Нам известно только, что она вышла замуж за

Бисваля де Бриарда и умерла в возрасте сорока

шести лет.

* * *

Семейное предание гласит, что мой предок

Ясент де Гёс и его жена Каролина д'Айи завещали

похоронить себя рядом с алтарем в ипрском собо­

ре, причем как можно ближе к центральной плите,

на ней стоит только дата, и указывает она могилу

епископа Янсена или Янсения. Таким образом, со­

храняя анонимность, удалось не нарушить запреты

Рима и выразить уважение к высокочтимому пре­

лату. Действительно, люди в своем тщеславии всег­

да считали центральную часть нефа самым

почетным местом для гниения: Ясент де Гёс, пожа­

луй, этим только и руководствовался. Следует за­

метить, что в этом крае образованием юношей

занимались только иезуиты: их ученики, за исклю­

чением нескольких сумасбродов, не слишком-то

увлекались янсенизмом *. От драмы изгнания до

83

6*

мрачного фарса с излечением страдающих кон­

вульсиями посмертная судьба епископа Ипрского

связана главным образом с Парижем, хотя громы и

молнии против него мечут из Рима. Тем не менее в

глазах набожных фландрских и других христиан

янсенисты с их суровостью, с презрением к свое­

му веку, с полным, почти агрессивным неприятием

компромиссов являлись живым воплощением пре­

следуемого христианства героических времен его

истории. В секретном письме, посланном из Брюс­

селя Ж а н у Расину, Антуан Арно * рекомендует по­

эту, а точнее, королевскому историографу, другого

моего предка, на сей раз по материнской линии,

Луи де Картье, «истинного христианина», опасав­

шегося, как бы его красивый особняк в Льеже и

загородный дом возле Ахена не разграбили фран­

цузские солдаты. Словечко, брошенное Расином

маршалу Люксембургскому, могло бы оказаться

кстати. Между прочим, де Картье был примерным

католиком, послушным сыном церкви, приходский

священник превозносил его до небес. Это не поме­

шало ему, как и многим другим, в узком кругу быть

янсенистом.

В 1 9 2 9 году я продала одному парижскому ан­

тиквару изображение тонкорукого Христа, достав­

шееся мне от отца. Серебряное тело Спасителя

хранилось на дне шкафа и совсем почернело. Оно

едва выделялось на фоне эбенового креста, на ко­

тором было распято. «Тебя облапошили, детка

моя», — сказал мне сводный брат, узнав цену сдел­

ки. Но традиция, кстати, ошибочно связывающая

эти фламандские распятия XVII века с янсениз-

84

мом, превратила для меня эту обычную и одновре­

менно мрачную безделушку в один из тех предме­

тов, от которых хочется поскорее избавиться. Я

у ж е писала раньше, насколько идея предопределе­

ния свыше вроде бы согласуется с фактами, кото­

рые мы наблюдаем в нашем ограниченном во

времени мире: с самого начала противореча пред­

ставлениям о справедливости, она становится по­

просту возмутительной, стоит только связать ее с

понятием Бога-Провидения, главным свойством

которого должна была бы быть доброта. Как могла

бы я принять представление о Боге, умирающем не

ради всех людей, когда я не приемлю представле­

ния о Боге, который умирает только ради них? Ни

жалость, ни любовь не истекали из его чеканных

ран. Это распятие было свидетелем только агоний,

когда душевный и физический трепет торжество­

вал над спокойствием.

Но суровые последователи янсенизма в описы­

ваемой мною среде всегда были лишь уважаемым

меньшинством. Большая часть паствы принадле­

жала к породе, предъявлявшей к себе не столь

высокие требования. Она состояла из многочис­

ленных разновидностей: от непроходимых скепти­

ков, которые засыпают во время проповеди и

потихонечку подсмеиваются над святой Кунегун-

дой и святым Кюкюфеном *, но умирают, получив

последнее миропомазание, исповедовавшись и

причастившись — отчасти чтобы не нарушать обы­

чаев, отчасти чтобы застраховаться на всякий слу­

чай, до изнеженного христианина времен

Контрреформации, который от звуков церковной

85

музыки погружается в состояние приятного оту­

пения, по пятницам устраивает замечательные по­

стные обеды и оставляет приходу сумму денег,

которой хватит до скончания веков, чтобы празд­

новать по нему поминальные мессы. Совет, дан­

ный антверпенцем Плантеном в его знаменитом

сонете, — «Читать молитвы, выращивая сливы» —

представлял для богачей идеальное сочетание на­

божности и благоразумия.

Мне, конечно, известно, что на обтянутых крас­

ным бархатом молитвенных скамеечках, случа­

лось, преклоняли колена и настоящие святые. На

расстоянии они едва различимы. У «благочестивых

девиц», о которых часто говорится в семейных бу­

магах, не было, как видно, ни должного размаха, ни

полета. Мария Тереза Бисваль, особа почтенного