Маргерит Юрсенар - Северные архивы. Роман. С фр.

солдатах Конде, напротив, обжигали по-прежнему.

Тонкие политики, местные жители чувствуют, что,

несмотря на радостный перезвон колоколов,

встречающий прибытие Людовика, беды и горести

еще не кончились. Прежде всего они чувствуют,

что на их старинные привилегии почти вольного го­

рода покушаются королевские интенданты.

Так оно и происходит. Военная свистопляска

продолжается. По Нимвегенскому договору этот

кусок земли окончательно отходит к Франции, но

шествие полков под разудалую музыку Люлли *,

грабежи и пожары продолжаются до заключения

Утрехтского мира *, то есть в течение тридцати пяти

лет. Они превращают фламандских крестьян еще в

большей мере, чем всех остальных, в несчастных

животных, описанных Лабрюйером * в эпоху, ког­

да, по словам одного поэта XIX века, заходящее

солнце Великого Короля, «столь прекрасное, золо­

тило своими лучами жизнь». В то время, когда даже

добряк Фенелон *, отвечая офицеру, замученному

угрызениями совести, довольствовался тем, что со­

ветовал тому умерить по возможности аппетиты

его подчиненных, ибо грабеж считался необходи­

мым подспорьем в солдатской кормежке, в то вре­

мя доходы землевладельцев в натуральном виде

сильно сократились, а похлебка стала еще жиже.

Городской патрициат реагирует на вторжение

французского интендантства тем, что скупает на­

следственные гражданские должности, пущенные

в продажу новой администрацией. Это сопряжено

с расходами, но таким образом удается остаться в

78

своем кругу. Я говорила у ж е о приказе зарегистри­

ровать у Д'Озье семейные гербы, это новое поста­

новление, распространившееся, кстати, на всю

Францию, было предназначено для того, чтобы

хоть как-то пополнить королевскую казну. Бисва-

ли, между прочим, отказались подчиниться: быть

может, они не верили в прочность французского

режима. Интендант мог сколько угодно поднимать

на смех несчастных горемык, не способных за­

платить долги, все было напрасно. Другие семьи,

например Кленверки, более послушные, повино­

вались скрепя сердце и кошелек. Это было также

время, когда король, оказавшись без гроша в кар­

мане, пустил в продажу пятьсот дворянских грамот

по шестьсот ливров за штуку. На эту приманку, ес­

ли можно так выразиться, клюнул только один

фламандец.

Земля выздоравливает быстро во времена, ког­

да человечество еще не в состоянии разрушать и

загрязнять ее в больших масштабах. Люди сплачи­

ваются и вновь берутся за дело с усердием насе­

комых, которое не то вызывает восхищение, не то

является признаком глупости. Кажется, что вто­

рое определение — более подходящее, ибо уро­

ки, извлеченные из опыта, обычно ничему не

служат. Несмотря на несколько тысяч плутов в

военной форме, пущенных в расход под командо­

ванием Вильруа, Мальбрука или Фридриха II, что

позволило избавить мир от их, как бы сказал Пан­

глосс *, надоедливого присутствия, XVIII век — од­

на из самых сладостных и отрадных для жизни

эпох. Но древняя Фландрия пошла в ногу со вре-

79

менем: прежние красновато-коричневые с золо­

том тона уступили место французской гризайли.

Старый патрициат превращается в дворянство

мантии. Прежние обильные застолья и народные

гулянья сменяются праздниками, на которых ули­

це нет места. Байёль переходит в разряд почтен­

ного провинциального захолустья, во все времена

дорогого сердцу французских романистов, где бо­

лее или менее титулованные магистраты и мелкая

знать, предпочитая городской комфорт неудобст­

вам своих владений, играют в трик-трак при свете

свечей в серебряных канделябрах. Народная

жизнь сохраняется прежде всего в предместье

Амбахт, где трактиры дешевле, чем в городе, где

пивовары варят пиво, ткачи ткут на дому, а кру­

жевницы, склонившись над подушечками, выпи­

сывают пальцами утомительные танцы. Амбахт

поставляет также некоторый элемент неприличия

или, попросту говоря, чуточку вульгарные удо­

вольствия, этакую шантрапистую закваску, необ­

ходимую для всякого порядочного города. В

1 7 0 0 году отец и сын знатного происхождения

убиты в гостинице, виновные повешены, жертв

отпевают в Сен-Васте, и Никола Бисваль аккурат­

но заносит в записную книжку три ливра, полу­

ченные им за хоругвь и покров на гроб при

похоронах по первому разряду, этот сбор позво­

лял казначею отчасти возмещать свои расходы по

финансированию общественной казны.

Именно тогда некоторые из этих господ удли­

няют свои имена, и словно по случайности второе

имя — почти всегда французское. Кленверки ста-

80

новятся Кленверками де Креанкур благодаря ма­

ленькому виконтату, находящемуся в ведении

кассельского суда. Бисвали той ветви, от которой

происхожу я, называются теперь Бисваль де Бри-

ард. Барты именуются впредь Барт де Невиль.

Французский является языком культуры и свиде­

тельствует об определенном социальном положе­

нии, пользоваться им стали задолго до завоевания

страны Людовиком XIV. Переписка между Байё-

лем и нидерландской регентшей в XVI веке почти

всегда велась именно на этом языке. Но в

XVIII веке в нотариальных актах, дневниках, ве­

дущихся главой семьи, надгробных надписях цар­

ствует фламандский. Камеры Риторов, даже в

бельгийских провинциях повсюду находящиеся в

упадке, вызывают подозрение у французских вла­

стей, которые не без основания считают, что в

них сохраняют верность прежним господам, но,

вероятно, на обоих языках рифмуют столько же

дурных стишков, как и прежде. В брачных дого­

ворах и описях имущества перечисляются сереб­

ряные блюда и кропильницы, золотые кресты и

бриллианты, о книгах в них не упоминается, одна­

ко толстые тома на французском, латыни и р е ж е

на голландском то здесь, то там выстраивают в

ряд свои тисненые с позолотой сафьяновые пере­

плеты. Экслибрис Никола Бисваля украшен его

гербом, считавшимся незаконным, что не мешает

преспокойно выставлять его напоказ. Мишель До-

насьен де Креанкур заказывает себе экслибрис в

Париже, вокруг герба кудрявятся нимбом купидо­

ны в стиле рококо.

81

6-1868

Наиболее старые фамильные портреты также

датируются временем присоединения к Франции.

Все, относящиеся к предыдущей эпохе, за двумя-

тремя исключениями, видимо, погибли в фейер­

верках войны. О мужчинах речь у ж е шла или

пойдет в соответствующих местах, здесь же уме­

стно вспомнить о некоторых женщинах. Констанция