Маргерит Юрсенар - Северные архивы. Роман. С фр.

тем более если между вами и ими существуют

трения: д а ж е самый щепетильный человек не смо­

жет, пусть и действуя бессознательно, избежать

по отношению к вам враждебности или беззастен­

чивости. Кстати, я сомневаюсь, чтобы в моем слу­

чае были замешаны подобного рода мотивы:

достаточно было безразличия. Я присутствовала

при разговоре моего распорядителя с покупате­

лем: умело торгующийся крестьянин по всем

316

статьям брал верх над горожанином-посредником,

не знающим местности. Я должна была бы вме­

шаться, но знала, что на это не способна. Возмож­

но, свою роль сыграла определенная неловкость

при мысли, что я пытаюсь извлечь прибыль из уго­

дий, у ж е приносивших мне и матери ренту, хотя

мы ни разу не дали себе труда пройтись по этим

полям или под этими деревьями. Половина денег,

вырученных от постепенной продажи ферм, была

вложена в дело по торговле недвижимостью, ко­

торое возглавлял мой брат, вторая половина (Ми­

шель Ж о з е ф д а ж е не подумал о других

вложениях, чтобы уменьшить риск) была отдана

под залог владельцам гостиницы, которые собира­

лись расширить и обновить ее. Этих людей звали

супруги Ромбо, имя их пришло мне в голову трид­

цать пять лет спустя, когда мне надо было окре­

стить семейную пару из Брюгге в «Философском

камне»: по вору и шапка.

От ветра американского кризиса у ж е начали

дрожать европейские карточные домики. Банк,

финансировавший операции с недвижимостью,

потерпел крах, и так как дело было с ограни­

ченной ответственностью (тогда я не знала, что

значит это слово), я потеряла больше, чем вло­

жила. Гостиница тоже, по крайней мере выра­

жаясь языком метафорическим, рухнула: она

была у ж е перезаложена и, как говорили, выру­

чить деньги было невозможно. Я сделала то, что

должна была сделать двумя годами раньше: по­

звала на помощь старого юриста-француза, кото­

рый прежде у ж е вытаскивал Мишеля из

317

различных передряг. С помощью одного из своих

бельгийских коллег он сумел вернуть примерно

половину денег, данных взаймы владельцам убы­

точной гостиницы. Я решила, что этой суммы,

если пользоваться ею с осторожностью, мне

хватит на десять — двенадцать лет свободной и

обеспеченной жизни. А там будет видно. Я не

замечала, что в изменившейся обстановке делала

столь же рискованные расчеты, что и мои дяди

с материнской стороны в 1 9 0 0 году. Решение,

с которым я себя поздравляю, позволило мне с

весьма скудным запасом прочности протянуть до

сентября 1 9 3 9 года. Ж и в я же на проценты с

капитала, помещенного в Бельгии и находящего­

ся в ведении брата, я бы оказалась связанной с

семьей, с которой у меня не было ничего обще­

го, и со страной, где родилась я и моя мать, но

в нынешнем своем виде Бельгия была для меня

абсолютно чужой. Крах вернул мне свободу.

Но если я довольно легко перенесла эту поте­

рю — больше по неопытности, чем из великоду­

шия, — то, как мне о ней объявили, меня

шокировало. Мишель Ж о з е ф всегда любил посы­

лать наглые почтовые открытки: на обороте вида

Большой площади он попросту уведомил меня, что

все, что уцелело от материнского наследства, по­

трачено: если верить ему, мне оставалось только

продавать яблоки на перекрестках (что верно, то

верно, существуют и более дурацкие занятия). Я

не поняла, в чем соль этой шутки, вдохновленной

легендарными рассказами о плачевном состоянии

на Уолл-стрит, заполнившими газеты, которых я

318

не читала. Тон послания показался мне неумест­

ным со стороны человека, который сам предло­

жил мне управлять состоянием, столь легко

потерянным. Открытка осталась без ответа. Я

больше не встречалась с Мишелем Ж о з е ф о м , и

всякое общение между нами прекратилось, если

не считать геральдического извещения, получен­

ного мною четверть века спустя и упомянутого

выше.

Незадолго до этой маленькой катастрофы я

увиделась с ним, не зная, что это наша послед­

няя встреча. Во время визита в Брюссель к ма­

чехе я заехала к нему, чтобы подписать

кое-какие бумаги. Он отвез меня с чемоданом

на Южный вокзал, я возвращалась в Париж, а

оттуда в Вену. Был жаркий и влажный летний

вечер, с проливными грозовыми дождями. Улицы

Брюсселя, как всегда, напоминали стройку: там

что-то ломали, сносили, перестраивали. Из-за

объездов по грязи и заграждений мы опаздыва­

ли. На вокзал мы приехали тогда, когда мой по­

езд был у ж е далеко, следующий отправлялся

только через час. Сидя рядом, ожидая передыш­

ки в бушующем ливне, чтобы выйти из машины,

запертые в коробке из металла и стекла, по ко­

торой потоками стекала вода, мы разговаривали,

словно двое незнакомцев в каком-нибудь баре.

Он завидовал моей свободе, кстати, преувеличи­

вая ее. Ж и з н ь быстро создает новые связи вза­

мен тех, от которых мы, казалось, избавились.

Что бы мы ни делали, куда бы ни шли, вокруг

нас нашими заботами воздвигаются стены —

319

сначала приют, потом тюрьма. Но и для меня в

ту пору эти истины не были ясны. Человек, по­

желавший стать противоположностью своего от­

ца, чувствовал, что у него вдруг не оказалось

больше выбора. «Что ты хочешь? Мы сами со­

здаем себе окружение, нельзя же передушить

их всех». Мы согласились, что подобные методы

годились бы разве что для султана Мурада *. Но

я впервые почувствовала в этом человеке инс­

тинктивное стремление к свободе, не столь уж

отличное от моего, подобно тому, как его

страсть к генеалогии уравновешивала мой инте­

рес к истории. Мы были похожи не только фор­

мой надбровных дуг и цветом глаз.

* * *

Вернемся в настоящее, то есть в 1 8 8 6 год, на­

вестим еще раз Мишеля Шарля. Мой дед провел

на Мон-Нуар осень 1 8 8 5 года, свою последнюю

осень. Кончилось время долгих прогулок. Он раз­

влекается тем, что переписывает в тетрадь в кра­

сивом переплете собственные письма из Италии

сорокалетней давности, оригиналы их он разо­

рвал, вероятно кое-что подправив и приукрасив.

Он составил также краткое описание своей жиз­

ни, предназначенное детям, где торжествует уме­

ренная откровенность. События там описаны

человеком доброжелательным, решившим все ви­

деть в розовом свете. Он хвалит Ноэми за ум и

даже за обходительность и светскость. Его дочь

Мари, заменившая сестру, умершую теперь почти

320

у ж е двадцать лет назад, стала, как он и надеялся,

утешением его старости, добрым ангелом. Он не

сомневается, что дебют девушки этой зимой в