Маргерит Юрсенар - Северные архивы. Роман. С фр.

лилльском свете будет отмечен самым большим

успехом. Фотография Мари, сделанная в том же

году, подтверждает правоту очарованного отца:

хорошенькая девушка в атласном платье, серьез­

ная, с искорками веселья в светлых глазах, обво­

рожительна. Что касается ее брата Мишеля, то

это, как уверяет отец, «горячая голова и золотое

сердце». Ничего не сказано ни о двух дезертирст-

вах и семи годах, проведенных в Англии, ни о пе­

чали, которую при этом должен был испытывать

отец экспатрианта, но союз с Бертой упомянут.

«Он обожал ее, и она платила ему тем ж е . Они

подарили нам толстого мальчугана». Мишель

Шарль, разумеется, был лишен радости часто ви­

деть столь желанного новорожденного: Турне был

слишком далеко от больного, а запрет по-прежне­

му тяготел над визитами Мишеля во Францию.

Действительно ли дед верил, что молодая пара пе­

реживает медовый месяц, который продлится всю

жизнь? Возможно: в этом рассудительном челове­

ке было немало наивного. Неизвестно, знал ли он

у ж е о приговоре медиков: язва, старая болезнь, к

которой он привык, сменилась раком желудка, в

то время неоперабельным, — дни его были сочте­

ны. Но есть приговоры безмолвные, которые наше

тело выносит самому себе, и что-то фиксирует их

в нас. Мне представляется, что, покидая Мон-Ну-

ар, чьи леса так красивы в эти времена — разоре­

ние их началось в годы войны, а в наши дни было

321

21-1868

продолжено строительными компаниями, — Ми­

шель Шарль бросил на деревья взгляд человека,

вложившего в эти зеленые создания частицу сво­

его бессмертия. Я сомневаюсь, чтобы подобная

мысль посетила деда сознательно, в еще меньшей

степени он мог бы ее выразить. Между тем в та­

ком виде она витает из века в век, из тысячелетия

в тысячелетие в сознании всех тех, кто любит

землю и деревья.

В Лилле Мишель Шарль устраивается в своей

комнате, больше он оттуда не выйдет. Окна затя­

нуты белым гипюром, который приходится сти­

рать каждую неделю, лилльская копоть не щадит

и богатые особняки. Прислуга старается пона­

прасну: выпавшая с неба грязь — побочный про­

дукт заводов и близлежащих шахт — въедается

в позолоченные рамы, замутняет зеркала, делает

липким черный мрамор камина. Я могла бы, как и

в случае с другим моим дедом, спросить себя, о

чем он думает: ласкает ли мысленно гладкий ку­

сок античного мрамора, найденный в окрестно­

стях Рима, или смуглую грудь красавицы

крестьянки, сговорчивой с синьором иностран­

цем, — розовый кончик дрожит и выпрямляется,

подвижностью плоти контрастируя с неподвижно­

стью мрамора. Вспоминает ли еще о роковом май­

ском вечере, о друзьях и гризетках,

сопровождавших их в поездке в Версаль? Может

быть, он ни о чем не думает, прислушиваясь толь­

ко к неясным ощущениям, исходящим из желуд­

ка, где угнездилась смерть. К тому же его усталое

тело — добыча ревматизма.

322

Он один занимает большую супружескую

спальню, которую Ноэми оставила, устроившись

в соседней комнате, отчасти чтобы не тревожить

больного, отчасти потому, что в соседстве разла­

гающегося тела нет ничего приятного. В красивой

комнате пахнет конюшней. Мишель Шарль внял

уверениям своего кучера, что лошадиная моча —

лучшее средство от ревматизма. Он велел поста­

вить под кровать большой таз, полный пахнущей

аммиаком жидкости, и время от времени, почти

тайком, окунает туда больную и неподвижную

правую руку.

В эти дни у Ноэми полно хлопот. Надо посы­

лать то к аптекарю, то к травнику, вызывать врача,

если больной вдруг почувствует себя хуже, надо

зайти к нотариусу, старому другу, или незаметно

пригласить его в гостиную, чтобы увериться, что

все в порядке, надо так же незаметно принять

портниху в предвидении траура для себя и всех

домашних. Но главная ее забота — надзор за мо­

нахинями, исполняющими обязанности сиделок.

Нельзя позволять им проводить время у изголовья

больного за перебиранием четок или чтением мо­

литвенника и передоверять заботы о Мишеле

Шарле горничным, которые и так сбились с ног.

(У этих крестьянок в чепцах несносная привычка

заставлять челядь обслуживать себя.) В других

случаях Ноэми, напротив, беспокоит сговор меж­

ду монастырем и буфетной. Под предлогом, что

надо отнести или принести поднос, монахиня, слу­

чается, прошмыгивает на кухню и набивает лаком­

ствами сумку, куда специально кладет очки,

323

21*

вязание и молитвенник. Ноэми уверяет, что ей не

раз удавалось выследить подобный маневр. На­

крахмаленные чепцы и металлические нагрудные

кресты ничуть не уменьшают ее недоверия к пер­

соналу, а в настоящий момент монахини — персо­

нал. За всеми заботами она забывает покрасить

волосы или, используя ее выражение, сполоснуть

их крепким кофейным отваром, как она это дела­

ет каждую неделю.

Мари, прирожденная сиделка, привносит в

комнату больного немного веселья и бодрости

своих восемнадцати лет. Она как никто другой

умеет взбить подушку или убедить больного вы­

пить глоток молока. Перед смертью отца Мишель

рискнул приехать в Лилль: существует молчали­

вый уговор, что власти закроют глаза на это нару­

шение закона, никто не станет арестовывать

дезертира у смертного ложа отца, пользующегося

таким уважением. В последний день Мишель

Шарль с трудом снимает с отекших пальцев пер­

стень с печаткой, выгравированной на камне, до­

ставшийся ему от Мишеля Донасьена, и красивую

античную камею с изображением постаревшего

Августа и вручает их сыну. Движением головы он

указывает также на драгоценный хронометр, куп­

ленный в Англии. Tempus irreparabile.

На следующий день после смерти отца Ми­

шель слышит, как рано утром кто-то звонит в

дверь. Склонившись над балюстрадой второго

этажа, наполовину скрытый шторой, он наблю­

дает. Возможно, это служащий похоронного бю-

324

ро, явившийся снять мерки. Нет, это дама из

лилльского бомонда, живущая на той же улице

и явившаяся спозаранку с соболезнованиями.

Ноэми проходит через вестибюль, чтобы встре­

тить ее.

— Но, бедная моя Ноэми, ты совсем поседела!

— Это горе, милая Аделина, это горе.

Мишель уехал, не дождавшись похорон. По ле­

генде, рассказанной моим сводным братом, кото­

рый, возможно, выдумал всю историю от начала

до конца, Мишель Шарль завещал держать в од­

ной из больниц Лилля кровать для больного бед­

няка, при условии, что в случае необходимости