Том Уикер - На арене со львами

— Да, и вот внезапно его не стало,— сказал Мэтт.

— Пожалуй, не так уж внезапно.— О’Коннор допил виски и протянул бокал Мэтту.—Для меня он умер давно, когда кончился этот проклятый съезд.

— Помилуйте,— сказал Морган.— Если человек перестал одержимо добиваться президентского кресла, это еще не значит, что он умер. Скорее наоборот.

— Нет, Андерсон умер.— О’Коннор потер свое грустное ирландское лицо большими холеными руками.— Все эти годы он был уже мертв. Да, Рич, все эти годы. А ведь он мог бы, черт побери, многое сделать.

— Не знаю, все это слишком высокая материя,— сказал Мэтт Грант,— но в одном я уверен твердо: после предвыборной кампании и в особенности после съезда Хант здорово изменился. Понимаете, Дэнни, из него будто вынули стержень, и скажу вам честно: лично для меня это было большое разочарование. Наверно, что-то похожее испытывает отец, который пожертвовал всём для сына, а сын над его жертвой посмеялся. Впрочем, сейчас мне вспоминается другое — с каким блеском он, как говорится, без гроша в кармане провел эту неслыханную, сумасшедшую авантюру — предвыборную кампанию. Такого еще не бывало в истории и, надо думать, не будет, можете мне поверить. Хант начал, что называется, с нуля, не обладая почти ничем, что требуется сейчас от кандидата в президенты, и ближе, чем кто бы то ни было, подошел к Белому дому. Верно, Дэнни?

Я тогда ведал всеми его делами — и секретариат в сенате висел на мне, и его ставка на Семнадцатой улице, близ Фэрре-гатской площади. Там был дом, который собирались снести и построить на его месте какое-то административное здание, поэтому мы сняли его чуть не даром и платили ежемесячно, а почти все наши сотрудники были бескорыстными энтузиастами. И только когда на нашу сторону перешел Кэрли Лейтон, у нас появился опытный человек, который мог со знанием дела работать с представителями на местах, потому что у Кэрли были собственные хорошо обученные кадры. Может быть, с виду старина Кэрли и смахивал на знаменитого голливудского киногероя: роскошная шевелюра, кремовые костюмы, но в политике он собаку съел, и благодаря ему вся наша партизанщина приобрела видимость плановой операции.

Я расскажу вам, как нам удалось залучить к себе Кэрли, и вы получите некоторое представление о том, какими методами нам приходилось действовать. И что за женщина Кэти. История эта, насколько мне известно, огласки но получила. Так вот, приехала Кэти к Кэрли — он был тогда губернатором — и без околичностей заявила, что если он хочет сохранить свое влияние, пусть немедленно и открыто переходит на сторону Андерсона, иначе Хант плюнет на неписаные законы, явится к ним на первичные выборы и прикончит Кэрли в его собственном штате.

Кэрли захохотал, а она — это он мне сам рассказывал — вынула из сумочки листок с данными опроса общественного мнения, проведенного какой-то частной конторой, и бросила перед ним на стол. Конечно, все эти «данные» были чистейшей подделкой, но на его беду в штате Кэрли большой процент составляли негры и бедняки, и Кэти прикинула, что как только Кэрли взглянет на этот листок, он тут же вспомнит, какие толпы слушателей собирал здесь Хант год назад. К тому же мы знали, что Кэрли недолюбливает президента. Ну и конечно, Кэрли сказал Кэти: «Сдаюсь, ваша взяла». Так в нашем стане появился первый влиятельный и уважаемый губернатор. Однако очень скоро Кэрли проникся к Андерсону самым искренним восхищением и стал за него агитировать, а на съезде был главным вербовщиком новых приверженцев. Уже потом, много лет спустя, я спросил Кэрли, как это он, матерый волк и далеко не новичок в политике, клюнул на заведомую фальшивку, а он рассмеялся и говорит: «Я сразу заподозрил, что это фальшивка, но часто ли, скажите, приходит такое обольстительное создание с божественными ножками и начинает обращать в свою веру?» Кэрли, конечно, едва глянул на Кэти, сразу сдался, а уж в плен брать эта женщина умела.

Но в общем, по-настоящему надежных средств у Ханта с Кэти было два — телефильмы Дэнни и интерес публики. Вот вы, Рич, вспомнили Тихоню Ланди. А знаете ли вы, друзья, что это был единственный крупный политический лидер, который помогал нам во время первичных выборов по собственной воле: без угроз, шантажа и вообще без какого бы то ни было нажима с нашей стороны? Причем он не кричал об этом на каждом углу; случалось, подкинет нам деньжат — а они нам ох как были нужны! — и даже не напишет на чеке, от кого эта сумма. И знаете, почему он нам помогал? Смешно, конечно, но президент сказал кому-то, что Тихоня похож на старого француза-педераста во хмелю, и до Тихони это дошло. Он рассвирепел тем более, что добрая половина сенаторов тоже так полагала, а остальные сочли слова президента удачной шуткой. С тех пор Тихоня не упускал случая напакостить или хотя бы слегка насолить президенту, конечно не афишируя своих действий. Почаще бы президенту наносить такие обиды, потому что с деньгами у нас всегда было туго. И знать, от кого чеки, нам было ни к чему, мы и без подписи прекрасно обходились.

Конечно, лично у Ханта деньги были, и притом немалые, он мог бы жить припеваючи, не ударяя пальцем о палец — многим из нас и не спились такие возможности, какие ему были даны, с детства, вы этого не забывайте,— но оплатить из своего кармана предвыборную кампанию или хотя бы первичные выборы в каком-нибудь крупном штате он, конечно, не мог. Он и без того основательно растряс свой капитал — я уверен, это останется между нами,— хотя уж как я его сдерживал. Право слово, я всегда говорил: не знает человек цены деньгам, если у него их куры не клюют.

Конечно, небольшие суммы к нам поступали все время — от десятка до сотни долларов, ну и, естественно, наши выступления против партийных лидеров пришлись очень по душе доброхотам разных мастей, евреям-либералам, общественным организациям прогрессивного толка, хватало и богатых жертвователей, которые присылали нам денежки для очистки совести. Зато от профсоюзов мы не получили ни шиша — толстопузых подонков президент с самого начала обработал как следует. И промышленники тоже не желали тряхнуть мошной, кроме нескольких самых крупных, скажем, владельцев нефтяных монополий, директоров банков взаимного кредита, подрядчиков по прокладке автострад. Эти решили на всякий случай подстраховаться: чем черт не шутит, вдруг наш кандидат все же пробьется в Белый дом. А не выгорит у Ханта с Белым домом, все равно у них в сенате будет свой человек, готовый защищать их интересы. Хант им не раз втолковывал, что зря они на это надеются, но вы ведь знаете этих людей, они считают, что деньги никому не повредят, и с охотой их платят — что значат для них какие-то пять или десять тысяч? У таких людей Хант не хотел брать ни цента. Он ведь в денежных делах был очень щепетилен, не то что его папаша. Но я приносил ему счета и при необходимости обращался за поддержкой к Кэти. Когда появлялась возможность отобрать деньги у какого-нибудь завсегдатая кулуаров конгресса, Кэти проявляла не больше разборчивости, чем карманный воришка, и знать не желала, с какими целями эта сумма предложена. «Об этом будешь размышлять в Белом доме,— говорила она.— Если человек не продается, его никто купить не может. Думай о том, что движет нами, а не ими». Хант уступал, ворча и фыркая, я клал деньги в банк, а Кэти отправлялась обрабатывать следующего, который был у все на очереди. Где бы она ни появлялась, ей без труда удавалось слупить с какого-нибудь местного магната тысячу-другую долларов, а то и все десять: улыбнется ему — и он готов на что угодно, а когда она обращалась с просьбой о деньгах к широкой публике, мужчины выворачивали бумажники наизнанку, дождаться не могли, когда к ним подойдут с подносом. Но сколько ей ни удавалось собрать самой и уговорить Ханта принять, денег нам все равно не хватало.