Том Уикер - На арене со львами

Нам всем повезло, думал Морган, стуча на машинке. Он знал, что больше всего Андерсон боялся, как бы Хинмен не сделал вид, будто вообще не заметил брошенных ему обвинений. Заняв такую гордую позицию, он отделался бы легче легкого: сенсация заглохла бы через короткое время, а комиссия оказалась в глупом положении, подобно человеку, машущему кулаками перед лицом противника, который его даже не замечает.

— Только я сомневаюсь, что он способен выдержать такую линию,— объяснял Андерсон, обедая с Кэти и Морганом в «Ла Саль дю Буа» накануне того дня, когда он бросил Хинмену обвинения в сенате.— У него гонору свыше головы: очень важный господин, который не привык, чтоб ему перечили. Он и так уже, наверно, рвется с цепи, а когда услышит мою речь, его никто удержать не сумеет, верьте моему слову. К черту политику! Ни- кто не смеет говорить такое про Поля Хинмена, а уж тем более выскочка вроде меня, который неизвестно откуда взялся. Вот на что я рассчитываю. Он ринется сюда, как товарный состав, чтоб раздавить меня. Ему и в голову не придет, что умнее всего было бы затаиться. Но люди, подобные Полю Хинмену, не рассуждают о том, что умно, а что нет, это ниже их достоинства.

И вот Хинмен ринулся в атаку, как и было предсказано, а стало быть, столкновение, которого так жаждал Андерсон, неизбежно, как будто выбирать, что умно (подумал за тем обедом Морган), оказалось ниже и его достоинства. Внезапно сквозь треск машинки ему послышался голос Адама Локлира: боюсь, он примется ловить за хвост жар-птицу .

— В известном смысле получается,— Морган повернулся к Данну и говорил почти шепотом, словно не желая, чтобы его услышал Гласс,— что кандидатом в президенты Андерсон стал благодаря мне.

Зеленые стекла очков не дрогнули, хотя Данн слегка кивнул.

— Это как же так? — крикнул Гласс, сидевший сзади.

— В тот вечер, когда он впутал Хинмена в историю с сезонниками… (Может, даже Гласс способен что-то понять, подумал Морган, ну хотя бы в профессиональном смысле) … я написал статью и вставил в нее абзац, где говорилось, что поскольку, кроме Хинмена, практически никого в кандидаты на пост президента не прочат, то в случае, если андерсоновское расследование сбросит его со счетов, вопрос о кандидате будет, пожалуй, решаться прямо на съезде.

— А потому,— сказал Данн,— вы, естественно, должны были назвать кое-какие имена, верно?

— Совершенно верно. Как вы сами понимаете, я должен был сослаться на «авторитеты» и «осведомленные источники», но ведь это ровным счетом ничего не меняло. Все они выступали под маской Ричмонда П. Моргана. И не имело ни малейшего значения, назовут ли Андерсона мои коллеги из других газет в числе сомнительных лошадок, будущих фаворитов или вечных кандидатов в кандидаты, которых они могли бы представить себе на месте Хинмена, если бы оно освободилось. Ведь новость толь- ко тогда становится новостью, когда появляется в нашей газете. Во всяком случае, так было тогда. А потому мне пришлось с этим повозиться, хотя и не очень долго.

Выдвижение в кандидаты начинается, по-моему, не с шумихи, а с предварительных соображений. С тех сплетен, догадок, фактов, фантазий, предубеждений и пропаганды, которые политические журналисты вроде меня сообщают стране — другими словами, с нашей оценки политического положения и заложенных в нем возможностей. Обычно мы бываем на редкость единодушны, так как все промышляем мыслями и информацией, которую заимствуем друг у друга, а материал добываем из одних источников, из того, что мы видим, слышим и оцениваем, пользуясь своими знакомствами в среде политиков, а главное, из того, что, по мнению политиков, нам следует видеть, слышать и сообщать, да еще — что тоже весьма существенно — учитываем свои личные симпатии и антипатии. Не знаю, как вы, Гласс, а я неоднократно видел, как вполне достойные люди так и не могли пробиться, потому что либо не соответствовали нашим прикидкам, либо просто не выдержали испытания. И я видел, как дутые величины вдруг оказывались в центре внимания после одной единственной речи, написанной кем-то другим, или после ловко проведенной пресс-конференции, или даже после обильной закуски, сервированной наряду с сенсационным заявлением для прессы. Политические репортеры ни на что так не падки, как на умело организованную предвыборную кампанию, причем хорош кандидат или плох — это решительно никакой роли не играет.

— Недурная система,— заметил Данн.— Вы, друзья, образуете своего рода комитет по выдвижению кандидатов. Долго водить вас за нос никто не способен, и купить вас, за редким исключением, тоже трудно. Главная ваша слабость заключается в том, что вы имеете обыкновение верить в людей и в обстоятельства, в которых вам лень усомниться. Однако, насколько я могу судить по собственному опыту, ваш комитет, худо ли, хорошо ли, а убирает с дороги тех, кто вовсе ни на что не годен. Конечно, иной раз и вы даете маху: перечеркнете хорошего человека, а скверного превознесете до небес, но без этого ведь в жизни не обойдешься. Важно другое: тот человек, который способен соответствовать вашим, как вы выражаетесь, прикидкам и использовать их в собственных целях, почти наверняка может стать президентом. С другой стороны, если у него даже это не получается, пусть он лучше сидит, как сидел в своей юридической конторе. На мой взгляд, политические журналисты нюхом своим очень верно угадывают, есть у человека то, что для этого надо, или же нет.

Но что же именно, подумал Морган, а вслух сказал:

— Да, в тех случаях, когда они вовремя сумеют отойти от стойки. Но только журналисты, как и полководцы, склонны вести новую войну точно по стратегии старой. Они полагаются главным образом на прошлый опыт, а при нынешнем стремительном развитии нет ничего обманчивее. Но, во всяком случае, в тот вечер я вставил фамилию Ханта в свой список. Влиятельные люди полагают, что мистер Андерсон сделал блистательный, хотя и рискованный политический ход… Подорвав позиции мистера Хинмена, Андерсон, возможно, подорвал также позиции собственной своей партии и поставил под угрозу свое будущее в рядах партии, ну и так далее. С другой стороны (во всех соображениях обязательно имеется это самое «с другой стороны»), внимание всего народа, прикованное сейчас к мистеру Андерсону, и его исключительное положение южанина, защищающего интересы негров, может сразу же включить его в число вероятных кандидатов, и так далее, и тому подобное. Ну, конечно, про южан и негров — это было настоящее дело, чего, скажу без хвастовства, никто из прочих политических писак попросту не заметил. А ведь только так кандидатура Ханта могла обрести под собой настоящую почву. Вот почему моя статья, в сущности, положила начало его предвыборной кампании, и всего удивительней здесь то, что писать эту статью мне было вовсе не обязательно, и зачем я ее написал, не объяснит никакой психоаналитик. Потому ли, что мне нравился Хант, нравилась Кэти, нравился его политический стиль? Потому ли, что я верил в него? Будем те смотреть правде в глаза: я много выиграл бы в профессиональном отношении, если б мой друг стал кандидатом в президенты, а тем более — президентом. Моему самолюбию льстило, что в моей власти правильно понять и оценить его возможности. Мне нетрудно было, нисколько не лицемеря, осудить Хинмена и всю систему эксплуатации сезонников, а к тому же меня всегда тянуло поддержать нового человека, идущего наперекор устоявшемуся порядку,— это у меня в крови. Ну и, пожалуй, сюда можно добавить немножко романтики: я вспомнил, как Хант сказал мне однажды ночью, когда мы с ним изрядно выпили: «Я хочу только одного — не растлевать людей и ничего не обращать в дешевку». Он вправду мне так и сказал.