Пётр Самотарж - Поцелуй негодяя

Воспоминания нахлынули на Воронцова, теплое чувство прилило к груди, и он водрузил сумку Матрены Ивановны на ее кухонный стол с щемящим чувством нежности.

– Спасибо тебе большое, Сереженька, – поблагодарила его хозяйка.

– Да не за что, теть Моть, пустяки.

Он беззаботно махнул рукой и направился к выходу, но его остановили.

– Сережа, подожди. Я хочу тебя спросить кое о чем.

– Да, я слушаю.

– Ты, наверное, сам понимаешь… Соседки все переполошились.

– Из-за меня?

– Нет… Из-за гостей твоих.

– А что с ними?

– Да так… Взялись неизвестно откуда.

– Теть Моть, а зачем вы за меня переживаете?

– Ну как же! Зачем-то врешь про какую-то родственницу. Сроду не слышала о таких ваших родственниках. Да и позвонили твоим уже давно – они ничего не знают.

– Кто же это додумался моим-то звонить? – взбеленился Воронцов не на шутку.

– Да я толком не знаю… говорят, кто-то позвонил.

– Да зачем позвонили? Я что, школьник? У меня что, шумные компании собираются? Я спать кому-то мешаю?

– Да нет… но мы же соседи.

– Вот именно – соседи. Не опекуны, не родственники, не дружинники какие-нибудь, а просто соседи! Кстати, в милицию еще никто не позвонил?

– В милицию не звонили, нет.

– И на том спасибо!

– Сережа, ты не расстраивайся так – за тебя ведь все переживают.

– Со мной что – беда какая приключилась? Зачем за меня переживать?

– Ну как же – женщину привел. Ребенок ведь не твой?

– Да вам-то какая разница?

– Ну как это – какая разница! Ты ведь не чужой. Тебя на наших глазах обманывают, мы переживаем.

– С чего вы взяли, что меня обманывают?

– Ну, если чужая женщина с чужим ребенком у тебя поселяется, ей ведь нужно что-нибудь. Вот ты знаешь, что она задумала?

– Она задумала остаться в живых, вот и все. Я ведь к вам ее не подселяю, вот и не переживайте попусту.

– Да что ты все – не переживайте, да не переживайте! А вот переживаем! Захватит она у тебя жилплощадь, тогда сам поймешь, почему мы переживаем, да поздно будет.

– Теть Моть, а можете вы себе представить, что ей пока просто негде жить, вот она у меня и перекантовывается? Почему вы обязательно какие-то козни видите?

– И сколько времени она еще будет у тебя перекантовываться?

– Я откуда знаю? Пока все не утрясется.

– А что может утрястись? Она купит себе квартиру? Она у тебя олигарх?

– Почему обязательно купит? Снимет себе нормальную квартиру, а не угол. На худой конец – комнату в ближнем Подмосковье. Только капиталец какой-никакой подсоберет для начала.

– А ты с ней об этом говорил? Это она тебе сказала, или ты сам сейчас сочинил?

– Я сам сейчас сочинил. Но я по этому поводу не страдаю.

– Ты думаешь, она сама вот так соберется и куда-то переедет?

– Думаю.

– Почему?

– Потому что ей самой так будет удобней.

– Почему же ей будет удобней? Ты с нее плату берешь?

– Нет, конечно.

– А как ты думаешь, ей удобней бесплатно жить здесь или за деньги в ближнем Подмосковье?

– Думаю, за деньги в Подмосковье.

– Почему?

– Потому что независимость всегда удобней зависимости.

– Независимость хороша, когда деньги есть, а вот сможет ли она зарабатывать хотя бы на комнату – никто не знает.

Матрена Ивановна принялась настырно выяснять у Воронцова, видел ли он паспорт постоялицы, может ли кто-нибудь вообще в этом мире подтвердить ее историю, и сын ли вообще с ней живет, или юный сообщник замаскировался. Получив серию невразумительных ответов, она стала вспоминать разнообразные истории, случившиеся не так давно с людьми, которые тоже неосторожно впустили в собственный дом постояльцев, выглядевших невинно, как агнцы небесные.

– Теть Моть, небесных агнцев не бывает, – твердо заявил Воронцов. – А все твои истории приключились, наверно, с одинокими пенсионерами, если вообще приключились.

– Ну конечно, ты-то у нас мудрый и сильный, тебе никто не страшен!

– Женщина с ребенком уж точно не страшна.

– Ребенок! Тоже, нашел ребенка. Уже успел спутаться с какими-то бандитами.

– С кем он спутался? – настороженно переспросил Воронцов.

– Я их по именам не знаю. Сидят по подъездам, водку-пиво хлещут.

– Вообще-то, водку-пиво я за ним не замечал.

– А как ты заметишь? В гаишную трубочку дуть заставишь? Он с тобой здоровается хоть?

– Здоровается. Да ладно, теть Моть! Он и домой не поздно возвращается, еще до полуночи.

– Во-во! До полуночи! Разве дело – до ночи шляться, неизвестно где.

Воронцов заверил соседку, что ни ей, ни ему никакая опасность от квартирантов не грозит, но в свою квартиру вернулся несколько озабоченным.

Вечером, после ужина, он завел разговор с Верой о случившемся обмене мнениями, но она новость приняла спокойно. Мол, соседки – всегда и везде соседки, на всякий роток не накинешь платок. Главное – учеников у нее пока никто не забрал. А от Петьки никаким алкоголем здесь, в Москве, ни разу не пахло, хотя в Челябинске пару раз случалось.

– А он там со своим отцом общался? – грубо поинтересовался Воронцов.

– С отцом? – удивленно переспросила Вера. – И давно тебя заинтересовал его отец?

– Он меня не интересует.

– Зачем тогда спрашиваешь?

– А ты почему не отвечаешь?

– А ты почему отвечаешь вопросом?

– Ты то же самое делаешь. У меня возникает некоторое подозрение насчет этого отца. Ты его помнишь и хочешь, а он тебя знать не желает. Угадал?

– Плохой из тебя гадатель. Только половину угадываешь. Я не хотела от него уходить, он меня бросил, но не хотел меня отпускать и с тех пор ждет моего возвращения.

– Звучит трагично и запутанно. Странные мужчины попадаются тебе на жизненном пути, но до крику похожие, словно отксеренные. И кто же вас развел по разным сторонам света?

– Никто конкретно. Просто так получилось.

– Вот так просто – получилось, и все тут? Никогда не замечала – ты иногда очень странно разговариваешь? Чем больше ты темнишь вокруг вашей истории, тем мне будет интересней и интересней. Ты уж лучше расскажи один раз, и оба успокоимся.

– Еще немного, и ты мне ушко подставишь. Зачем тебе понадобились особенности моей интимной жизни?

– Я ведь тебе уже рассказал в общих чертах. Здешние женщины версию о наличии между нами родственных уз не приняли. Теперь я несу ответственность за тебя, как за стороннего человека, введенного мной в клуб. И при этом сам ровнехонько ничего о тебе не знаю.

– Нам пора уматывать?

– Нет, тебе пора посвятить меня в историю твоей жизни. Я ведь вижу – она не такая уж и длинная.

– Неужели ты выдал комплимент?

– Я просто изложил свой ход мысли.

– Хорошо, а ты посвятишь меня в свою историю?

– У меня нет истории.

– Очень мило. И ты еще ждешь от меня откровенности? Или нет, прости, как я могла забыться! Ты ведь хозяин. Ты решаешь, кто кому обязан исповедоваться в твоей квартире. Извини, я окончательно обнаглела на чужих хлебах.