Морис Стаки - Виртуальная конкуренция. Посулы и опасности алгоритмической экономики

С учетом изложенного для устранения провала рынка и защиты благосостояния потребителя может потребоваться продуманное государственное вмешательство. Опыт подсказывает, что при упоминании возможного государственного вмешательства мы услышим испуганные (или возмущенные) крики отдельных заинтересованных групп. И действительно, некоторые из доминирующих высокотехнологичных игроков различными путями прилагают большие усилия для того, чтобы взять под контроль обсуждение вопроса и ввести его в нужные им рамки. Они смешивают воедино критику употребляемых ими методов повышения рентабельности с оценкой техники как таковой – и описывают эту критику как угрозу инновационному процессу, инвестициям и конкуренции.

Нет нужды говорить, что наша цель не в том, чтобы отстаивать любое государственное вмешательство. Однако негативные последствия из-за ограничения конкуренции, выявленные нами, способны оказаться значительными и стойкими. Нет причины терпеть эти провалы рынка лишь потому, что они свойственны новой цифровой экономике.

Итак, к чему мы пришли? Можно ли реанимировать антимонопольное регулирование, или же оно – всего лишь пережиток доцифровой экономики? Или (вопрос может показаться парадоксальным) нынешние творцы экономической политики должны двигаться в сторону менее технократического, более политизированного (political) антимонопольного права США, которое преобладало в середине XX века? В части V рассматриваются несколько способов государственного решения проблем, поднятых в данной книге. В частности, обрисованы возможные издержки и выгоды государственного вмешательства, а также доступные способы регулирования экономики для улучшения условий конкуренции.

Важно то, что в наших сценариях возможного сговора, поведенческой дискриминации и друзей-соперников мы не бросаем вызов инновационному процессу, технике и экономической эффективности как таковым. Наша цель – уходя от лозунгов и мифов, рассмотреть соотношение издержек и выгод указанных явлений, обращая особое внимание на те последствия для нашего благосостояния, которые несут в себе сегодняшние и будущие механизмы. Мираж конкуренции скорее усугубит выявленные нами проблемы, чем решит их, и ухудшит качество нашей жизни вместо того, чтобы улучшить его. Сотрудники антимонопольных органов, учитывая существующий инструментарий, способны исправить некоторые из этих проблем, но не все. «Регулирование» должно перестать быть неприличным словом. Умное регулирование в мире неисчерпаемых цифровых данных может оказаться вполне благотворным.

Вместо старой песни о том, что «неограниченная конкуренция хороша, регулирование плохо», мы ставим важные, но трудные вопросы. Например, является ли алгоритмически установленная цена конкурентной ценой или просто фикцией, созданной цифровой рукой? Обращаясь к знаменитому экономисту, Фридриху Хайеку, мы стараемся понять, может ли появление суперплатформ – компаний, которые контролируют большую часть информационного ландшафта, – указывать на гигантский шаг к абсолютному эмпирическому знанию. Сложные компьютерные алгоритмы платформ, возможно, будут всё больше обуславливать конкурентную рыночную цену. Сбор данных ведущими платформами, такими как приложение совместного пользования автомобилями Uber, и суперплатформами, такими как Google, Apple и Amazon, может привести к созданию новой экономики. В ней планирование полностью осуществляется не чиновниками или генеральными директорами, а техноструктурой. В таком случае возникает следующий вопрос: если частные компании способны задействовать большие данные и аналитику больших данных для того, чтобы эффективно устанавливать цены, то способны ли государства использовать те же самые инструменты, чтобы отслеживать отраслевые цены или даже определять конкурентную цену? Если компания Uber, у которой нет ни своих машин, ни своих водителей, способна определять цены, то почему государство не может?

Когда гражданина США привлекают к ответственности за фиксацию цен, обычно это заканчивается для него тюрьмой. Что случается при растущем использовании алгоритмов ценообразования, когда компьютеры конкурентов фиксируют (или помогают фиксировать) цены? Здесь мы изучаем эту проблему.

Антимонопольные круги уже освоились с ситуацией, когда высшие руководители компаний фиксируют цены, договариваются о разделе рынков и конкурсных заявок и снижают выпуск. Фильм «Информатор» – экранизация истории реальных персонажей, высших руководителей, которые каждый год вступают в ценовые сговоры и уславливаются о сокращении производства по всему миру. В антимонопольных кругах картели обычно рассматриваются как «элементарный вопрос». Картельная договоренность, даже безуспешная, обычно признается незаконной по своей сути (per se illegal) – направленной на ограничение конкуренции (anticompetitive by object). У высших руководителей и компаний в такой ситуации очень мало (или совсем нет) средств правовой защиты. А в США (наряду с другими юрисдикциями) виновные руководители компаний зачастую получают тюремные сроки.

Картельные договоренности не всегда легко заключать и поддерживать. Неоклассическая экономическая теория привычно говорит, что многие картели неустойчивы, так как чутко реагируют на недоверие, обманные действия и обнаружение. И все же эмпирические наблюдения показывают, что на практике картели являются более стойкими, чем постулирует теория 1.

Итак, почему компании сговариваются? Зачастую потому, что это легче, чем конкурировать. За счет согласия поднять или стабилизировать цены компании зарабатывают более высокие прибыли. При разделе рынков каждый член картеля способен доминировать на своей территории, не опасаясь прихода конкурентов.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Английский термин privacy, здесь и далее переведенный как «приватность», в наиболее общем понимании означает «неприкосновенность личной жизни». Когда речь идет об информационных технологиях, privacy зачастую переводят на русский язык как «конфиденциальность», а privacy policy – как «политика конфиденциальности». Такой подход, по всей видимости, неточен.