Шарон Крич - Голоса океана [litres]

Ещё мама сказала, что она звонила Бомпи, чтобы рассказать о нашем плавании, и он «был какой-то загадочный».

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Он поначалу не узнал меня и всё называл меня Маргарет.

– Маргарет? Кто это?

– Бабушка. Моя мама. Его жена. Я очень испугалась, но потом он вдруг заговорил нормально и сказал, что с ним всё в порядке, он просто шутит и с нетерпением ждёт твоего визита.

– Ну хорошо, – сказала я. – Это же хорошо, верно?

– Да, это хорошо, – согласилась она.

Мы в этом путешествии куда больше времени проводим на суше, чем в море. Словно дядя Док на самом деле не очень-то и хочет отправляться в путь. По-моему, во всех этих остановках есть что-то странное. Может быть, с лодкой что-то очень серьёзно не так, а об этом знает только дядя Док.

Сегодня я спросил дядю Дока, знает ли он, что случилось с родителями Софи.

– Ничего, – ответил он. – Они вернулись в Кентукки…

– Не с этими родителями, – сказал я. – С её настоящими родителями.

– А, – сказал он.

– Вы знаете, что с ними произошло?

– Ага, – сказал он.

– А мне расскажете? – спросил я.

– Нет, – сказал он.

– Почему нет?

– Нехорошая история, – сказал он.

Вчера жена Фрэнка сказала мне:

– Ты такая смелая, что отправилась в плавание.

И:

– Ты такая смелая – путешествуешь со всеми этими мужчинами!

Ещё она спросила, дают ли мне по-настоящему управляться с парусами.

– С этим трудности, – сказала я. – Они не очень хотят…

– Я так и думала, что ты будешь только готовить и убирать.

– Ну уж нет! – сказала я. – Это работа Коди!

На самом деле это не была работа Коди. Мы все должны работать по очереди, хотя Брайан обычно отлынивает, а Коди действительно это нравится больше, чем всем остальным. Когда Фрэнк с женой побывали на «Страннике» и увидели, как Коди моет посуду и драит палубу, Фрэнк сказал:

– Из тебя получится отличная жена, – и прозвал Коди «мистер Мама».

Коди, похоже, нисколько не обиделся и обратил всё в шутку.

– Мистер Мама к вашим услугам! – сказал он, принеся им немного сыра и печенья, а потом: – Осторожно! Мистер Мама будет мыть пол под вашими ногами!

В такие моменты мне очень хотелось иметь такое же чувство юмора, как у Коди. Я очень злюсь, когда люди удивляются, что я умею пользоваться электроинструментами, или подниматься на мачту, или работать с фиберглассом, или когда меня хотят назначить коком. Я обычно говорю в ответ что-то нахальное и грубое, но мне надо больше подражать Коди. Если сам рассмеёшься, над тобой уже не смогут дальше подшучивать.

Вчера после сбора моллюсков Фрэнк повернулся ко мне и сказал:

– Теперь тебе долго ещё стоять у сковородки!

Я ответила:

– Вот и нет! Я не единственная на борту, кто умеет готовить, знаете ли.

– Ох, – сказал он.

По-моему, я обидела его резким ответом, и мне немного стыдно, потому что он был с нами очень добр. Надо иногда уметь держать язык за зубами.

Теперь я расскажу о ловле моллюсков. Надеюсь, это выйдет не слишком скучно, – я хочу записать и запомнить всё это. Забывать очень легко, можно забыть очень много подробностей жизни, а потом кто-нибудь спросит, что ты думала или что делала, а ты не вспомнишь, или, может быть, ты заболеешь или умрёшь и не успеешь рассказать, и они так ничего и не узнают. Вся суть твоей жизни исчезнет в крохотных ротиках стайки морских блох.

Однажды я спросила, как Бомпи запоминает свои истории, и мама ответила:

– Это как картинки в его голове.

– Но что, если картинку сотрут?

– И как ты это себе представляешь? – спросила она.

Во время отлива мы пошли собирать моллюсков с отцом Фрэнка, которому семьдесят девять лет. Мы искали пузырьки воздуха в песке, а потом начинали копать, но отверстия были засорены таким количеством водорослей, и в них было столько воды, так что, даже начав копать, мы далеко не всегда могли рассмотреть моллюсков. Земля каменистая, а двустворчатые моллюски живут глубоко, так что копать было тоже нелегко.

Очень странно видеть все эти пузырьки воздуха и понимать, что там, внизу, под песком есть что-то живое. У меня было необычное ощущение, словно я выкопаю оттуда не ракушку, а живого человека.

Брайан и дядя Стю уже минут через двадцать решили, что выкапывать моллюсков совсем не весело. Они жаловались, что их джинсы испачкались, а ещё им не нравилось наклоняться.

– Столько копать ради одной несчастной ракушки?! – спросил дядя Стю.

Отец Фрэнка много говорил во время работы:

– Я родился на этом острове, как и мои родители, и прожил здесь всю жизнь с моими двенадцатью братьями и сёстрами и всеми нашими детьми. Я собираю моллюсков почти каждый день. А ещё мне нравится копаться в саду, а когда выпадает возможность, иду охотиться на оленей. Жизнь хороша. Очень хороша.

И я понимала, почему она хороша – можно жить вместе со всей большой семьёй, где все друг друга знают и всегда придут на помощь.

Я словно никак не могу насытиться жизнью на Гран-Манане, а узнавая лучше Гран-Манан, я заодно узнала кое-что и о своих дядюшках. Чего только не услышишь, собирая моллюсков или перенося приманки с пойманными омарами.

Я узнала, что ещё с детства Мо, Док и Стю хотели переплыть океан. Они говорили об этом, планировали, мечтали.

– Вы когда-нибудь думали, что сделаете это по-настоящему? – спросила я.

– Не-а, – сказал дядя Мо.

– Ты о чём? – спросил дядя Стю. – Конечно же, ты думал, что мы отправимся в плавание. Мы все об этом думали.

– Я – нет, – сказал Мо.

– Но ты говорил… ты всё говорил… заставил нас выдумывать все эти названия для лодки, и показывал нам атлас, и…

– Это всё была игра, – сказал Мо. – Разве нет?

– Игра? Игра?! – изумился Стю.

– Я думал, что мы это сделаем, – тихо сказал дядя Док. – Я знал, что мы это сделаем.

Я спросила, участвовала ли в их планах моя мама:

– Она тоже хотела отправиться с вами?

– Кто? – спросил дядя Стю. – Клэр? Ты же про неё?

– Конечно, она про Клэр, – сказал дядя Док. – Она хочет узнать, какой была Клэр, когда была молода.

– О, – сказал дядя Стю. – Нет, Клэр не хотела иметь с нами ничего общего. Она считала нас нахальными и отвратительными.

– За себя говори, – ответил дядя Док. – Мы с Клэр всегда отлично ладили.

А ещё я узнала, что имя моего дяди Мо – сокращённое от Моисей, но его слишком часто за это били в детстве («Сама посуди, – сказал он. – Тебе бы хотелось, чтобы тебя звали Моисеем?»), так что он сократил имя до Мо, потому что так звучало «суровее», и так себя с тех пор и называет.