Карлос Фальяс - Маркос Рамирес

Я считал себя самым способным в классе и чванился тем, что знаю больше всех, включая и второгодников. Я твердо верил в свои способности и знания, и эта самоуверенность помогала мне непринужденно держаться перед учителями. Когда меня вызывали, я всегда отвечал спокойно, без запинок и часто — особенно, когда речь шла о литературе, истории, географии, ботанике и зоологии, — дополнял ответы интересными подробностями, почерпнутыми из множества прочитанных мною книг.

Но я терпеть не мог математику, английский язык, химию, грамматику — словом, все дисциплины, которые требовали напряжения памяти, заучивания наизусть, не оставляя места для разгула моей своевольной фантазии; все же, подавляя врожденное отвращение к сухой материи, как я называл эти предметы, я настойчиво изучал их, стараясь и тут дотянуться по меньшей мере до уровня остальных учащихся.

Вскоре я приобрел славу очень способного ученика и узнал, что некоторые преподаватели неплохо обо мне отзывались; это еще больше укрепило меня в желании завоевать первое место в классе.

Надо сказать, что в классе были еще два способных и сообразительных ученика: Гарсиа Кубинец, светловолосый, беспокойный и веселый мальчонка из Пунтаренас, и Хуан Рамон Артавиа-Рябой, деревенский паренек, как и я, серьезный, любознательный, много читавший; он был сирота, его приютил и помогал ему учиться директор городской школы. Но я считал, что у меня побольше знаний, чем у них. Разве они проглотили столько книг, сколько я? Мне это казалось невероятным.

Желая блеснуть перед учительницей литературы — это была скромная, миловидная молодая женщина, читавшая нам рассказы Магона и Кларина [82] Маг о н — псевдоним Ману э ля Гонс а леса, выдающегося костариканского бытописателя. Клар и н — псевдоним известного испанского писателя Леоп о льдо Алас. , — я приводил выдержки из «Дон-Кихота» и «Божественной комедии» [83] «Божественная комедия» — произведение великого итальянского поэта Данте Алигьери (1265–1321). , хотя в последнем произведении, конечно, не мог всего понять, и охотно ссылался на перелистанные мною сочинения таких выдающихся писателей, как Лопе де Вега, Кальдерон де ла Барка, Эспронседа и Дарио, Максим Горький, Виктор Гюго и Золя, Вальтер Скотт, Эдгар Аллан По и Оскар Уайльд.

Случайно попавшие мне в руки книги Фламмариона [84] Фламмари о н Кам и ль — известный французский астроном, автор научно-популярных книг по астрономии. увлекли меня ввысь, в необъятность звездных пространств; я читал их лихорадочно из ночи в ночь, надеясь таким путем проникнуть во все тайны вселенной.

На страницах Жюля Верна и Сальгари я приобрел немало познаний в области географии, истории и естественных наук. «Илиада» и «Одиссея» приобщили меня к немеркнущей красоте греческой мифологии, а благодаря Гомеру мне стали близки и понятны оба Атрида, божественный Ахиллес, могучий и меткий лучник Аякс, хитроумный Улисс и все остальные великие герои античного мира.

Мои первоначальные знания, почерпнутые из случайно прочитанных книг, были отрывочны и хаотичны, но я исключительно высоко их ценил, хотя никогда и никому об этом не говорил. Меня ослепляло сумасбродное и глупое тщеславие мальчишки, обладавшего неукротимым воображением. По счастью, суровая действительность, с которой мне вскоре пришлось столкнуться, навсегда покончила с этими смехотворными самообольщениями.

В Институте тогда было в обычае еще до того, как будут выведены общие отметки, вывешивать в канцелярии список учащихся, которые, по мнению директора и учителей, заняли первые три места в каждом классе за истекший биместр. В прошлом году Томасито неизменно занимал первое или второе место по своему классу, я же решил его обогнать, прочно завоевав первое место у себя с начала учебного года до окончания Института.

Первым предстояло появиться на доске лучшим ученикам моего класса. Я уже заранее представлял себе, как начнется этот день в доме деда и бабки. Я сделаю вид, будто не понимаю, о чем идет речь, когда тетя Фелисия воскликнет: «Эй, Маркос! Так ты, оказывается, занял первое место в классе? Карамба, вот здорово!» Тут я отвечу с напускным равнодушием, словно не придавая событию особого значения: «Ах, да… но это неважно, пустяки. Все заключается лишь в том, чтобы вовремя преодолеть свою лень…» Потом я взгляну на маму — какую огромную радость принесет ей известие о моем успехе! Она вставала перед моим воображением задумчивая, целиком погруженная в мысли, и мне казалось, что я вижу, как ее чудесные, затуманенные слезой глаза устремляются в беспредельную даль — так бывало всегда в минуту большого горя или неожиданной радости.

Наконец настал долгожданный день, и я, невыспавшийся, потому что в течение всей ночи не мог сомкнуть глаз, поднялся на рассвете, поспешно умылся, причесался, сварил кофе и проглотил его единым духом. Мать ничего не подозревала — я хотел неожиданно обрадовать за обедом и не рассказывал о «тройках», наших трех первых местах.

— Что с тобой случилось? — спросила она удивленно. — Похоже, что ртути наглотался и стал таким непоседой!

— Мне надо сегодня пораньше в школу, — объяснил я, — чтобы успеть сделать кое-какие выписки в библиотеке.

— Карамба! — произнесла она озабоченно. — А я надеялась, что ты принесешь мне паточного сахара от дяди Сантьяго…

Я бегом кинулся к дому дяди Сантьяго — а жил он довольно далеко — и мигом возвратился с куском паточного сахара. Потом снова пустился бежать, на этот раз в город; влетел в школу, ураганом пронесся по лестнице и замер в коридоре перед доской, около которой уже собралась группа ребят из первых классов. Среди них я заметил Артавиа-Рябого; очень серьезный, он стоял поодаль от других — видно, также надеялся прочесть свое имя на почетном месте.

Вскоре из канцелярии показался сеньор Мартинес, вооруженный мелом и тряпкой. Он нес листок, пристально разглядывая его поверх очков. Необычная дрожь охватила меня. Широко раскрытыми глазами я смотрел, как он вычерчивал на доске большой прямоугольник и жирными буквами в виде заголовка надписал: «ТРОЙКА ПЕРВОГО КЛАССА „А“». А ниже добавил: «Первое место». У меня перехватило горло, и я вдруг задохнулся, увидев, как он выписывает заглавную букву моего имени — «М», затем на доске появились одна за другой буквы «а», «р»… А потом… сердце у меня глухо и часто забилось, казалось, оно вот-вот выскочит из груди… Нет, не мое имя вывел на доске секретарь! То было имя Марселы Руис!

Не в силах еще оправиться от удара, я увидел, как на втором месте — чудовищное издевательство! — появилось имя Нидии Мартинес, и только уже потом, на третьем, и последнем, — мое.