Юрий Збанацкий - Куриловы острова

Вот он и поставил себе целью раскусить Коноплю.

Тут он поймал себя на том, что не только примирился с окружающим, но и усвоил интернатскую манеру укорачивать фамилии. Сам ведь тоже должен был привыкнуть к обидному — Курилка.

Конопельский, казалось, совершенно не слушал Леонида Максимовича. Учитель рассказывал о том, что они будут изучать по истории в этом учебном году. Он рассказывал интересно, занятно, а Конопельский рылся в парте, перебирал какие-то бумажки. Леонид Максимович посмотрит в их сторону и встретится с большими синими глазами Конопельского. Но стоит ему чуть отвернуться, как Конопельский опять шарит глазами где-то под партой.

Директор объяснял понятно, доходчиво и, как ни странно, ни разу не заглянул ни в тетрадку, ни в книгу. Вычитать из книги легко, а вот попробуй прямо из головы, это не каждый сумеет.

Поэтому такое неуважительное отношение к учителю со стороны Конопельского и раздражало и оскорбляло Миколку. А что если б Леонид Максимович взял да врасплох и спросил бы его, о чем идет речь, вот вогнал бы в краску!.. Форсит этот Конопельский, думает, лучше его нету, и ни учителя, ни директор ему нипочем. Даже за партой сидит не так, как другие — развалился небрежно, ногу за ногу заложил. Его поведение, видимо, бросилось в глаза и Леониду Максимовичу. Он вдруг остановился на полуслове и выжидающе, прищуренными глазами посмотрел на Конопельского. Тот вроде как растерялся, смутился, но это только на миг. Положив правую руку, он левую поднял вверх.

— Вопрос можно?

— Пожалуйста.

Конопельский подчеркнуто вежливо кивнул головой, поднялся на свои длинные ноги, поправил прическу, кашлянул.

— А в этом году экскурсия в Исторический музей будет?

— Будет. А пока слушай внимательнее урок.

— Ясно.

Конопельский сел. Он был доволен. Как-никак, а ему удалось отвести от себя подозрения директора и показать, что он не только слушает, но и кровно заинтересован в том, о чем тот говорит.

Миколка понял: директора Конопельский все же побаивается. А может, просто не хочет портить с ним отношения. Бросил бумаги, взял ручку и наклонился над партой, сделав вид, будто собирается что-то записывать.

Зато на следующем уроке — украинской литературы — он прямо-таки, что называется, распоясался.

В класс вошла молоденькая учительница с университетским значком на розовой кофточке. Она вся пылала, не то от волнения, не то цвет кофточки окрашивал ее миловидное личико.

Выглядела она чуть старше Каринки, и Миколка невольно ей позавидовал: такая молоденькая, а уже учительница.

Учительница крепко прижимала к груди учебники и тетрадки, словно держалась за них. Казалось, отними у нее их — она заплачет и в страхе убежит из класса.

Ребята ее знали. В прошлом году Марина Ивановна проходила у них в школе педагогическую практику.

Ей обрадовались. Карина спросила:

— Опять вы к нам на практику?

— Нет. Теперь я буду работать в вашей школе.

— Не в вашей, а в нашей, — прогудел Конопельский тихо, но так, что все слышали.

Учительница расцвела, будто пион.

Склонилась поспешно над столом, разложила свои книги, раскрыла тетрадь; все, видимо, вылетело у нее из головы, и она надеялась, что тетрадка поможет.

А Конопельский в это время, не скрывая торжества, смотрел на ребят своими синими насмешливыми глазами:

— Тише, дети! Чапай думает.

Это было брошено нарочито приглушенным шепотом, но он долетел до слуха молодой учительницы. Она конвульсивно закусила пунцовую губку, беспомощным взглядом обвела класс, попросила:

— Призываю к порядку, дети...

Кто-то фыркнул. Маслов пробурчал:

— Де-е-ти...

Учительница никак не могла овладеть собой.

— Да замолчите же! — прозвучал раздраженный голос Карины.

Миколка был удивлен. Ого! Это не девчонка, а настоящий мальчишка, с такой только свяжись. Вон как горят у нее глаза, ну и строгая!

В классе наступила тишина. Марина Ивановна благодарно посмотрела на Карину и поспешила уткнуться глазами в тетрадь.

— Тема нашего сегодняшнего урока...

Ее голос постепенно приобретал силу, звучал все увереннее, и даже тем, кто еще недавно не собирался ее слушать, пришлось стать внимательнее.

Миколка улыбнулся: остался Валентин в дураках.

Но он не знал Конопельского. Именно в то самое время, когда Марина Ивановна уже успокоилась и повела урок в соответствии с планом, когда она позабыла, что на столе перед ней лежит план, Конопельский подмигнул Маслову.

Маслов понял его и лукаво сощурил глаза. И сразу нормальный ход урока прервался, внимание учеников переключилось на Маслова.

Тот ерзал на парте, глухо бурча.

— Что случилось, Маслов? — спрашивает учительница.

Маслов мешковато встает, сопит носом:

— Да вот... не дает слушать...

И он сердито покосился на свою соседку — тихую, смирную девочку. Та съежилась, растерянно повела плечами:

— Я не даю слушать?

— Вертится, толкается... Рассадите нас с ней.

Девочка быстро схватила свои книги:

— Пожалуйста!

Она уже высматривала, где есть свободное место.

Марина Ивановна утеряла нить своего рассказа и стояла растерянная, бледная, нервно покусывая губу. А Конопельский тут как тут. Учтиво, даже слишком учтиво поднял руку и поблескивает лукаво глазами.

Учительница поспешила использовать случай:

— Что тебе, Валентин?

— Можно вопрос?

— Вопрос? — совсем растерялась она, но машинально кивнула в ответ головой: спрашивай, мол.

Конопельский воровато покосился на класс, откашлялся:

— Скажите, пожалуйста, сколько художников-академиков было в России при жизни Шевченко?

Учительница вспыхнула, панически стала перебирать на столе книги, тетради. Конопельский не спеша уселся на место, заложил ногу за ногу и с победоносным видом смотрит на класс: что, мол, ловко я ее загнал на мель?

Учительница еще не нашлась, что на это ответить, а уже тянет вверх руку Зюзин. И она поднимает глаза на него:

— Что у тебя?

— А сколько всего оригинальных картин написал за свою жизнь Шевченко?

Тут уже девочки, видя, в какое тяжелое положение попала учительница, стали на ее защиту:

— Возьмите книжки и прочитайте! Не мешайте слушать урок.

Конопельский надулся:

— А если меня интересует. Я не имею права спросить?

Зюзин себе:

— А если меня как художника... К кому еще обратиться, как не к учительнице?

Пока шел этот спор, учительница немного пришла в себя. Заговорила виновато, отрывистыми фразами:

— Дети! Ваши вопросы не относятся к теме... Об этом мы на кружке... или после урока... потому что у нас имеется план...

— Всегда так говорят, когда не знают, что ответить. — Это Маслов.

И сразу учительница стала неузнаваемой. Запрокинув голову, вызывающе блеснула глазами: