Екатерина Сургутская - Двадцать дней на борту корабля Очарование

Дело в том, что энергия наших электрических фонариков иссякла, а плыть ночью без освещения было небезопасно, тем более что мы вышли на фарватер.

Вечерело. Бабушка Наташа уже давно твердила: «Пора швартоваться, пора швартоваться!» А дедушка делал вид, что не слышит.

Из-за горизонта стадом выползали тучи и сливались над нашими головами в большую чёрную тучу. Где-то далеко проурчал гром, точь-в-точь как вчера. Мне ка нос упала крупная капля дождя.

— Перебирайся к коту в каюту! — приказала бабушка Наташа, а на капитана надела новый плащ.

Дедушка купил его перед самым нашим отъездом и с гордостью сообщил, что он абсолютно непромокаемый — гидрофобный.

Небо стало совсем чёрным, местами даже лиловым. Орлан беспокойно топтался на палубе и тихонько скулил. Бабушка Наташа пожалела собаку и разрешила своему любимцу забраться в каюту под нары.

— Надо зайти в какую-нибудь бухту, пока ещё светло, не плыть же по дождю! — волновалась бабушка Наташа.

— Никакой дождь нашему кораблю не помеха! — ответил» весело дедушка.

— Я вижу, тебе хочется испытать свой гидрофобный плащ!

Дедушка в ответ громко расхохотался. Он всегда почему-то принимался хохотать, когда бабушка Наташа угадывала его мысли.

— Боже мой, ну какой же ты, в сущности, ещё ребёнок! — Бабушка Наташа укоризненно покачала головой и забралась к нам в каюту. — Когда же, в конце концов, человек становится по-настоящему взрослым? — спросила она.

Скоро совсем стало темно, полыхнула молния, потом вторая… потом как даст, даст! Мне даже показалось, что наш кораблик от неожиданности чуточку подпрыгнул, а кот от страха заорал и начал бросаться из сторону в сторону. Бабушка Наташа взяла Серку на руки и сказала, чтобы он, дурачок, не боялся, что это просто обыкновенная гроза.

Полил дождь, да какой! Честное слово, сильнее вчерашнего. Гром гремел не переставая. Молнии расщепляли небо. А нашему кораблику хоть бы хны! Он тук-тук-тук-тук-тук — упорно движется вперёд.

— Как там наш дедушка? — забеспокоился я.

— Промокнет до нитки и ещё простудится. Вот уж любитель сильных ощущений. Только бы он в такую погоду не налетел на мель.

Не успела это бабушка Наташа сказать, как вдруг наш корабль обо что-то ударился, мотор выключился, и мы сразу встали как вкопанные.

— Ну вот… — вздохнула бабушка Наташа.

В каюту влез дедушка.

— Не понимаю, откуда здесь взялась мель?

— Это определённо заманиха! — предположил я.

— Какая такая заманиха?

— Такая хитрая коса!

— Да-а, придётся мне, видимо, изучать лоцию, — печально проговорил дедушка.

Гидрофобный плащ оказался никуда не годным, дедушка промок до нитки, и бабушка Наташа не знала, что делать. Но потом всё-таки сообразила и переодела его во всё сухое.

— Хорошая погода, правда, Виталий? — попробовал пошутить дедушка.

Я. хотел поддержать дедушку, сказать, что погода замечательная, но бабушка Наташа меня перебила:

— Нельзя же быть таким легкомысленным, да ещё при ребёнке.

— Ах, Наташа, Наташа! Ребёнку это только на пользу. Вот вырастет, станет к рулю какого-нибудь огромного судна и не повторит ошибок своего дедушки. А главное — будет честно изучать теорию.

Всю ночь мы простояли у косы. Нас так болтало, так болтало, просто ужас! Дело в том, что мы засели совсем недалеко от фарватера, и мимо нас всю ночь шли пароходы. Они разводили такую волну, которая, как пушинку, поднимала наш кораблик, бросала на песок, а потом, когда уходила назад, волочила и нас за собой.

— Если якорь не удержит, нас сорвёт. И мы не успеем оглянуться, как очутимся под каким-нибудь пароходом, или еще хуже… — сердилась бабушка Наташа.

— Ну что ж, отличная будет смерть, почти мгновенная.

Я никак не мог понять, шутят взрослые или же это всё серьёзно. Я осторожно высказался, что умирать надо или от глубокой старости, или в борьбе за правое дело.

— Правильно, Виталий! Смешно умирать ни за что ни про что! Ну так будьте спокойны, нам не грозит никакая опасность. Якорь врезался так глубоко в песок, что его никакая сила не сорвёт.

Всё равно бабушка Наташа каждый раз, как проходил пароход и волны начинали нас волочить то вперёд, то назад, приподнималась и вглядывалась в иллюминатор в кромешную тьму. Ей хотелось убедиться, стоим мы на месте или же нас уже несёт в неведомые края. Я тоже каждый раз пугался. Было особенно страшно, когда огромный прожектор идущего мимо парохода начинал шарить по чёрной воде и забирался в каюту.

Орлан, бедняга, тоже не спал, то и дело принимался ворчать, ему, наверное, из темноты являлись какие-нибудь страшные привидения.

Эта обстановка никак не действовала только на дедушку и на Серку. Дедушка сладко похрапывал. Серка издавал какие-то сонные звуки, похожие на мычание, и закрывал лапой глаза, когда в каюту врывался луч прожектора.

Я так устал, что не заметил, как тоже уснул. Утром я услышал, как бабушка Наташа сказала, что в дождь и туман плыть неразумно, и ещё напомнила дедушке, что он близорукий. Больше я ничего не слышал, прижался к бабушке Наташе и снова уснул. Во сне я видел, будто наш корабль «Очарование» плывёт не по Днепру, а в Атлантическом океане и нас догоняет огромная голубая меч-рыба. Про эту рыбу мне Микола рассказывал. Его брат плавает кочегаром на «Славе». Меч-рыба — это хищник длиной до пяти метров, не считая полуметровой длины острого и прочного, как самая лучшая сталь, носа-меча.

Напав на стаю скумбрии, меч-рыба исполняет «танец смерти». Высоко подпрыгивает над водой, а когда падает, то глушит скумбрию ударом своего тела. Ну, а потом поедает рыбёшек. По никому не понятным причинам меч-рыба атакует китов и корабли. Я думаю, что с жиру бесится.

Где-то около берегов Южной Америки меч-рыба с размаху пробила борта рыболовецкой лодки и, описав в воздухе дугу, исчезла под водой, унеся с собой лодку и людей.

И вот такая рыба догоняет наш корабль. Я совершенно ясно видел её голубую с чёрным отливом спину. Вот она всё ближе и ближе. Берёт разгон. И… бах! От страшного удара я просыпаюсь, уверенный, что наш корабль протаранен мечом-рыбой.

— Налетел на мель? — спросила бабушка Наташа, продолжая лежать.

— Нет, похуже, — ответил дедушка.

Слышно было, как он работал веслом, кряхтел, разговаривал о чём-то с Орланом. Бедный мой дедушка! Я надел ватник и вылез из каюты.

Утро было холодное-прехолодное. Наш корабль облепила такая мгла, что с носа не было видно кормы, а с кормы носа.

— Что случилось, капитан? — спросил я бодро.

— Сам, брат, не знаю. Кругом дна нет, а сидим, — ответил дедушка таким огорчённым, грустным голосом,

— Что же теперь будем делать?

— Не знаю, — откровенно сознался дедушка.

— Давай я спрыгну в воду и прощупаю ногами, на чём сидит лодка?