Александр Власов - О смелых и отважных

— Батя! — спросил он, отставляя чистый котелок в сторону. — А что если в Питере паек прибавили?

Глеб-старший посмотрел на сына.

— Что, не наелся?

— Нет, я просто так!

— Вижу!…

Отец взглянул на тугие мешки, громоздившиеся до самой крыши вагона, и сказал с горечью:

— Прибавили, говоришь… А откуда? Хлеб на Невском не растет! Манная с неба тоже не падает… Потому и нужны продотряды. Много их! Ездят они по глубинным районам России, и одна у них задача — держать хлебный фронт революции!… Мы приедем — привезем малость, другие, третьи… Тогда, может, и прибавят!… А пока — крепись, Глеб Глебыч! Про ремень не забывай! Он хорошо заменяет и хлеб, и масло. Затянись потуже!; Сейчас все большевики новые дырки в ремнях сверлят! В голод — это первое дело! И фигура опять же от этого улучшается…

Василий растянул мехи гармошки и, подражая слышанному когда-то шарманщику, гнусаво пропел:

— Не тяни за душу! — сказал кто-то из бойцов. Василий замолчал, лишь гармошка долго еще тянула одну и ту же высокую ноту да ритмично перестукивали колеса. От этих монотонных звуков и легкого покачиванья клонило ко сну.

— Глебушка! Поди-ка сюда! — позвал Архип. Глебка подсел к Архипу, который удобно устроился в уголке между стеной теплушки и мешками.

— Ложись рядышком — и ни гугу!

Последние слова Архип произнес шепотом. Скосив глаза, он оглядел дремлющих бойцов, Глеба-старшего. Когда Глебка лег рядом, Архип вытащил из кармана складной нож, из-за пазухи — брусок сала, отрезал порядочный ломоть и сунул Глебке.

— Жуй да помалкивай!

Глебка и не заметил, как его зубы впились в сало, а Архип тихонько говорил ему:

— Комиссар у нас крутой! Правильный, конечно, ничего не скажешь! Но… иногда и скидку надо делать… Это мне подарок! Личный подарок! Своим я могу распорядиться, как хочу. Кушай!… Мои детишки в обиде не будут! Это я им везу!… Сам ни-ни! А ты, когда терпенье кончится, всегда — ко мне! Отрежу кусманчик!

Съел Глебка сало и задремал, уронив голову на руку Архипа.

А колеса все стукали да стукали. Бренчали ложки в котелках. Пыхтел маломощный паровозик, надрываясь от непосильной для него тяжести длинного состава. Не справиться бы ему с этим грузом, если бы не воля и настойчивость людей. Никто не знал, какое мастерство проявили машинист и его помощник, чтобы преодолеть крутой подъем, сколько сил потратили они, чтобы теплушки с хлебом для Питера хоть на полсотню верст приблизились к голодающему городу.

Когда подъем кончился, было уже темно. Машинист посмотрел запавшими от усталости глазами на повеселевшего помощника и сказал:

— Теперь доедем.

— Доедем… Тут под уклон до самого Загрудино.

— Дальше! — поправил его машинист. — Чуть не до Узловой… Верст на двадцать уклон! Только сдерживай — не зевай!

Железная дорога в этом месте делала крутой поворот. Машинист, проезжая здесь, всегда осматривал состав, изгибавшийся на рельсах в большую дугу. И на этот раз машинист привычно выглянул в упругую заоконную темень и отпрянул с криком:

— Тормози!

Паровоз вздрогнул. По составу волной прокатился лязг и грохот. Поезд, пробежав со скрежетом и визгом по инерции еще метров сто, остановился. В паровозную будку порвались испуганные крики пассажиров.

— Что случилось? — спросил помощник.

— В хвосте букса горит! — ответил машинист, спускаясь по железной лестнице на землю. — Искры — как из-под точильного камня!

У передней теплушки собрались все бойцы. Неисправность обнаружили быстро: от левой передней буксы несло жаром. И коробка, и ось накалились так, что не дотронуться. Горько пахло горелым маслом.

Осмотрев при свете фонаря сгоревшую буксу, машинист с упреком сказал:

— Как же вы проворонили?… Какая-то контра песку вам сыпанула!… Отцеплять придется…

— Как отцеплять! — воскликнул Василий. — Ты что, земляк?

Глеб-старший отстранил Василия, надвинулся на машиниста, сказал, в упор глядя ему в лицо:

— Отцеплять не разрешу!

— А ты посчитай, сколько людей в вагонах! — ответил машинист.

— Мне их считать нечего! Я их всех сегодня видел… И не раз! Они мне не помешают провезти хлеб! Митрич! Выставь караул! — приказал комиссар. — Никого сюда не подпускать!

— Ты не понял! — возразил машинист. — Сейчас не тебе их, а им тебя бояться надо… Букса-то сгорела — кувырнутся твои теплушки и весь состав за собой под откос потащат! Не по костям же человеческим хлеб в Питер доставлять!

В наступившей тишине отчетливо слышались сердитые выкрики мешочников, которых бойцы не подпускали к теплушкам.

— Какие это люди! — воскликнул Василий. — Насмотрелись мы на них!

— Есть и люди! — снова возразил машинист.

— Есть! — согласился Глеб-старший. — Люди везде есть…

— Вот то-то! — обрадовался машинист. — Давай так… Теплушки отцепим… Я дотащу состав до Загрудино и мигом сюда, за тобой! Согласен?

Комиссар молчал. Оставаться здесь было рискованно. Что же делать? Ехать дальше с неисправной буксой?… Даже ради хлеба нельзя ставить под угрозу столько человеческих жизней!… Значит, надо оставаться! Но вернется ли паровоз? Нет ли тут какого-нибудь подвоха со стороны машиниста? Может, послать с ним для верности своего человека? Одного?… Мало! Двух?… Тоже мало! Трех?… Жалко распылять отряд, он и так невелик!

— Отцепляй! — хрипло сказал комиссар. — Но если ты подведешь!… Из-под земли достану! Сам умру — сын тебя найдет! Слово коммуниста!

— Я сам большевик! — ответил машинист.

Морщина на лбу у Глеба-старшего разгладилась.

— Прости! — сказал он. — Руку, товарищ!

Под колеса передней теплушки положили по осиновой плахе. Митрич до отказа закрутил рукоятку тормоза на задней площадке. Грузовые вагоны отцепили от состава. Паровоз прощально прокричал, и поезд тронулся.

Одинокая тень метнулась от состава в лес.

Три теплушки остались на линии. А вокруг в суровом молчании стояли старые ели, как часовые в почетном карауле. В ночной тишине долго еще раздавался удаляющийся перестук колес. И долго неподвижно стояли бойцы, тревожно прислушиваясь к замирающим звукам.

По проселочной дороге мчались всадники. Их было много. Впереди на вороном жеребце скакал сам батька Хмель. Высокий, стройный, он ловко сидел на коне. Дорогу он знал хорошо и уверенно вел банду на станцию Загрудино.

Батьке Хмелю было уже известно обо всем, что предприняли кулаки, и он успел обдумать свой план. Надо прискакать на станцию к приходу поезда. Если теплушки с продовольствием, дотащатся до Загрудино, банда перебьет продотрядовцев, захватит хлеб и заодно «пощупает» остальных пассажиров поезда. Если же теплушки останутся где-нибудь на перегоне, — тем лучше. Лес здесь подходит вплотную к железной дороге. Банда незаметно окружит продотряд. Десяток хороших залпов — и бой кончится.