Евгений Рудашевский - Сердце мглы [litres]

Из спинки кресла сзади торчали оперённые стрелы. Скоробогатов не стал их выдёргивать. Кожаная обивка местами растрескалась, а главное, с каждым днём издавала всё более отвратительный запах. В экспедиции кресло берегли от дождя, сушили, закручивали в полиэтилен, но влажность сделала своё дело. Кресло начало гнить. Вместе со своим владельцем, сидевшим в нём в глубокой усталости и безразлично смотревшим на противоположный берег реки – на разлагавшееся тело Катипа, металлические ящики и прятавшихся в лесу туземцев. Скоробогатова от ближайшего из теней порой отделяли восемь или десять метров молниеносного полёта стрелы. А за его спиной, на другом краю полуострова, вздымалась глыба горного хребта. Если учесть зарницы в грозовом небе, пенистые перекаты реки и теснину джунглей на том берегу, картина в самом деле получалась завораживающая.

– Кажется, нам туда. – Лиза неуверенно указала в сторону.

Слишком глубоко зашли в лес и плутали в поисках береговой кромки.

Аня удивлялась, до чего ей хорошо на полуострове. Здесь было непривычно тихо, а главное, за все девять дней бивак ни разу не побеспокоили ни змеи, ни пауки, ни муравьи. Разве что москиты донимали, но и те нападали не столь резво. Циклопическая горная стена умиротворяла. Как сказал Дима, они словно оказались в подмышке каменного великана: «Пованивает, влажновато, но умиротворённо и безопасно».

– Подмышка великана , – усмехнувшись, прошептала Аня. Зои сравнение понравилось бы. Она бы оценила.

Аня коснулась браслета на руке. Не снимала его. Породнилась с ним. Смотрела на переплетение радужных нитей и представляла, что Зои рядом. Собирала для подруги шутки и забавные наблюдения, словно могла потом, пусть через год или два, встретить её, как они и планировали, на Гоа и там скопом пересказать ей всё самое смешное. Ане не хватало смеха Зои. Её чудачеств.

– Стой.

Резкий голос Лизы.

Ничего не объясняя, Лиза свернула к плакучим кустам поодаль. Углубилась в них. Задержалась на несколько мгновений, затем торопливо вернулась к Ане и отчётливо произнесла:

– Нужно возвращаться.

– Мы и так возвращаемся.

– Нет, мы тут устроили прогулку и разговор по душам. А теперь точно нужно идти назад.

– Что-нибудь случилось?

– Сама посмотри. – Лиза неопределённо качнула головой.

– Там?

– Там.

Аня неуверенно шагнула в сторону кустов. Продвигалась слишком медленно, с опаской. Лиза, не выдержав, пошла вместе с ней. Опередила Аню. Попросила не отставать. Добравшись до кустов, широко развела их гибкие ветви.

– Вот.

– Что…

Аня не сразу поняла, что именно взволновало Лизу. Наклонившись, подалась вперёд. И разглядела тёмно-серую с чуть более светлыми прожилками поверхность каменного валуна. Проведя рукой по его щербатой поверхности, поняла, что видит настоящую кладку из разноразмерных, но отшлифованных и подогнанных друг к другу каменных блоков. Это была стена. Поднимавшаяся метра на полтора от земли, местами обвалившаяся и попорченная настырными корнями въедливой растительности, но всё-таки стена, явно возведённая человеком.

– Мы нашли его, – не сдержав дрожи, промолвила Лиза.

– Его ? – не поняла Аня.

– Город Солнца. Возрождённый Эдем. Дом Соломона. Сама выбери название. Инти-Виракоча не обманул. Карта и святилище не обманули. Мы здесь. И мы его нашли.

Сезон дождей подходил к концу, но грозы случалось яростные. Прежде любая непогода оставалась за границей экспедиционного уюта. Нанятые индейцы занимались обустройством лагеря, метисы возились на полевой кухне, и на ужин Илью Абрамовича поджидало что-нибудь вполне съедобное, вроде полюбившегося ему хуане с завёрнутым в лист геликонии амазонским пловом. Егорова успокаивали переговоры по спутниковому телефону – Илья Абрамович решал проблемы далёкой «Форталезы» и, закрыв глаза, представлял, как прохаживается по зелёному паласу своего кабинета на Сан-Франсиско-Хавьер, как смотрит в окно и видит привычную суетливость улиц. После нападения туземцев всё изменилось. Егорова будто выставили из офиса под грохочущие разливы дождей, заставили мокнуть в любимом костюме «Ван Клиф» и вручили ему стопку важных документов – как ни прикрывай, не сможешь уберечь их от влаги. Неприятное чувство беспомощности.

Егоров вынужденно бродил по джунглям в сопровождении метиса Перучо и двух агуаруна, Титуса и его жены Сакеят. Должен был любой ценой отыскать Скоробогатова и его дочь. Потеряв обоих, Илья Абрамович лишится обещанной ему части холдинга, а с ним – умиротворённого будущего, которое он последние годы выстраивал в воображении. Небольшой особняк на границе с Португалией. Свои лошади, свой пруд. Свои виноградники и гуляющие между рядами темпранильо молоденькие испанки. Усыновлённый мальчик в окружении нянек. Своего ребёнка у Ильи Абрамовича быть не могло. Так даже лучше. Не надо жениться. Егоров воспитает приёмного сына. Будет любоваться, как он, хрупкий и нежный, покорно складывает носочек к носочку, платочек к платочку. Научит сына порядку, объяснит ему, как устроен этот сложный, но во многом предсказуемый мир. Они будут вместе обедать за большим обеденным столом. Настоящие отец и сын.

– Нужно идти, – позвал Перучо.

Привал, сделанный по просьбе Егорова, затянулся. Метис-проводник был прав. Агуаруна извелись, раздосадованные задержкой.

– Идём, – кивнул Егоров.

Перучо помог ему встать.

По полуденному небу прокатились первые предвестники грозы. На лес опустилась бугристая туша древнего великана – придавила кроны заскрипевших деревьев, заслонила солнечный свет. В брюхе великана, вздутые после несварения, ворочались кишки, и лес содрогался от их утробного бурчания. Дождь не начинался, и ожидание утомляло. Гром гремел, посыпал небо искрами молний. Воздух сгустился. Пот катился по лбу, обжигал глаза и воспалённые, растрескавшиеся губы. Взывая к дождю, хотелось выть диким зверем.

Оркестровая яма урагана молчала, и только ополоумевший ударник продолжал, изводя слушателей, лупить в литавры. Ропча, стрекотали джунгли. Терзаясь необъяснимой злобой, Илья Абрамович ломился вперёд, за Перучо и агуаруна, стонал в припадке ядовитого раздражения. И наконец единым голосом рявкнула вся оркестровая яма разом. Стих последний отголосок громового залпа, следом джунгли погрузились в полуденные сумерки, и с неба обрушилась вода. Её потоки оглушили, но принесли успокоение.

Позавчера экспедиция Скоробогатова развалилась. Нападение туземцев застало его людей врасплох. Егорова не испугали ни нагрудные маски, ни якобы безголовые тела, но проклятые кандоши оказались слишком суеверными, решили, что в самом деле столкнулись с охранявшими нетронутую сельву демонами, и первыми покинули баррикады. Следом побежали остальные. Егоров тщетно хватал их за руки, требовал повернуться к врагу лицом вместо того, чтобы открывать ему спину. В итоге и сам вынужденно отступил. Растерялся, обнаружив, что члены экспедиции бегут в разных направлениях и быстро теряются за деревьями. Упустил Скоробогатова. Не сомневался, что Шахбан раньше других сообразил, к чему приведёт паника, и увёл Аркадия Ивановича подальше от бойни. Но куда именно? Заметив спину Титуса, Егоров устремился за ним. Посчитал, что агуаруна не оставят нанявшего их Скоробогатова и до последнего будут его охранять. Падая, укрываясь от хлеставших по лицу веток, Илья Абрамович терял Титуса, затем находил вновь. Чувствовал, что может остаться один и навсегда сгинуть в непролазной чащобе. Страх прошёлся холодом по открытой для стрел спине, но сделал главное – позволил в отчаянном рывке нагнать агуаруна.