Евгений Рудашевский - Сердце мглы [litres]

– Не спрашивай про дневник, – вздохнула она. – Мне тогда было пятнадцать, и отец не показывал мне расшифровку. Я всякое слышала, но сейчас… Всё равно мы оказались в тупике. Тут нет ни намёка на то, о чём писал Затрапезный. Главное, что дневник окончательно преобразил отца. Он будто сошёл с ума. У него появилась цель. Нечто, ради чего отдали жизнь плантатор дель Кампо и мануфактурщик Затрапезный. Они верили. Шустов верил. И отец поверил. Точнее, заставил себя поверить. Я радовалась за отца. И я благодарна Шустову за то, что он выкрал карту. Спросишь почему?

Аня повела плечами.

– Я знала, что рано или поздно отец разочаруется. Откроет карту, найдёт нужное место. Прилетит туда с экспедицией. Перероет всё. Ничего не найдёт. И разочаруется. Или найдёт. Но всё равно разочаруется. Рано или поздно история с Городом Солнца должна была закончиться. И я бы предпочла, чтобы поздно. Так и случилось. Карта пропала. Отец полмира перевернул в поисках Шустова. Не сдавался. И не забывал о нём ни на минуту. Грезил дневником Затрапезного, словно тот мог оправдать прожитые годы, и работу, и горе, которое он причинял людям, и смерть мамы… Думаю, в какой-то момент игра перестала быть игрой. Отец забыл, что когда-то заставил себя поверить в Город Солнца, – вёл себя так, будто никогда в нём не сомневался.

Отправил меня учиться в Саламанку. Сказал, что, вернувшись, я возглавлю благотворительный фонд мамы. Пока меня не было, продолжал искать Шустова, но постепенно всё как-то заглохло. Никаких следов. Сергей Владимирович испарился. Вместе с картой и с тем, что ему было известно. Отец тогда… Мне правда жаль и Сальникова, и Покачалова. И других. Поверь, жаль. Да и я многого не знала… Все эти пытки, убийства… А когда я вернулась из университета, отец уже потерял надежду. Вновь замкнулся. Общаться со мной не хотел. Я ведь… Я похожа на маму. Очень похожа. Поэтому начала всё это. – Лиза с грустной улыбкой дёрнула свою отросшую, но сохранившую намеренную небрежность чёлку. – Стриглась, одевалась, красилась в чёрное. Лишь бы не напоминать маму. Она… Мама так не ходила. И предпочитала светлое. И я предпочитала, пока… В общем, отец опять увял. Без Шустова его люди в поисках Города Солнца не продвинулись. Так, прикупили кое-какую мелочь из приходной книги.

– А потом Екатерина Васильевна выставила «Особняк», – прошептала Аня, – который твой папа подарил Сергею Владимировичу…

– …в награду за расшифровку дневника, да. И всё закрутилось по новой. Что было дальше, ты и сама знаешь. А вот то, о чём ты спрашивала… Про помощь и переодевание в Кристину. Да, я сказала отцу, что Максим добровольно гораздо дальше продвинется по следам Шустова, чем мы. Понимаешь? Тогда впервые появилось это «мы». Отец мне доверился. И я оказалась права. Максим мной увлёкся.

Лиза вновь посмотрела на Аню. Последние слова произнесла с игривым безразличием и нарочно сделала после них паузу. Аня выдержала её взгляд, глаз не отвела. Знала, что дочь Скоробогатова нравилась Максиму раньше и по-своему нравилась даже сейчас, хоть он не выражал свой интерес ни словами, ни поступками. Удивляясь собственному спокойствию, приняла Лизины слова без тревоги или обиды.

– Я заставила Максима перешагнуть через злость к Шустову, – продолжила Лиза, – открыть его письмо. То самое, где было про глаза смерти . Максим, сам того не понимая, включился в игру. И всё было хорошо. Напролом отец в самом деле ничего бы не добился. Но я задумала переодевание в Кристину по другой причине. Как и отец, верила, что Шустов спрятал карту у сына. Боялась, что отец её сразу отыщет и… Ну, я уже говорила. Быстро разочаруется в том, чтó найдёт или не найдёт на месте Города Солнца. Знаешь, я думала, если доберусь до карты из дневника, то сама её перепрячу. И буду дразнить отца. Чтобы он не терял надежду. В общем, хотела, чтобы игра не останавливалась. Ведь мы с ним впервые сблизились. Он со мной советовался. Мы вместе придумали прийти к вам с Димой, заставить вас лететь в Индию вслед за Максом. Потом Дима поторопился. Решил, что томик Кампанеллы – то, что нам нужно. Игра чуть не прервалась. Но я помогла вам бежать из Ауровиля.

– Твой папа знал?

– Конечно. Да даже если бы не я, узнал бы от Зои. Она ведь провела вас через подземный храм. Удивлена? Отец знал о храме. Шустов сам ему рассказывал. А Зои, проводив вас, тут же обо всём рассказала Сальникову. Понимала, что Баникантха рано или поздно узнает, где вы прятались и как выбрались из Ауровиля. Боялась, что Салли накажут. Это он отправил Баникантху и Сатунтара перехватить вас в Пудучерри. Точнее, напугать. Чтобы вы скакали дальше, по следам Шустова, и не оборачивались. Игра продолжилась. И вы ничего не заподозрили. Вам не показалось странным, что Баникантха нашёл вас после побега в огромном городе. И что дал вам уйти по улицам, которые знал лучше кого бы то ни было. А ведь он там жил и… Вы даже проезжали недалеко от его гостиницы, да… И я молилась, чтобы игра продолжалась как можно дольше. Хотела насладиться близостью с отцом. Хотела, чтобы… Отец, он ведь… – Лиза, запутавшись в словах, ненадолго замолчала.

Аня рукой показала, что надо идти к биваку. Они пошли, как и прежде, огибая густой подлесок и поваленные деревья.

– Поверь, – на ходу промолвила Лиза, – я не думала, что всё зайдёт так далеко. Весь год пролетел как во сне. Как в хорошем сне. Знаю, плохо так говорить. Столько людей и… Я не понимала, что происходит. Знаешь, я думала как-нибудь перекрасить волосы в светлое и надеть что-нибудь из маминых вещей. В общем, стать такой, какой была раньше. Какой была мама. Разве я виновата, что мы похожи? Думала, может, папа наконец смирится с её смертью. Поймёт, что у него есть я. А в экспедиции я действительно хотела вам помочь. И пришла к тебе в нижний лагерь. И про Макса я не знала. То есть Артуро мне сказал, но потом, когда всё было кончено. То есть я думала, что всё кончено…

Лиза порывалась добавить что-то ещё, но смолкла. Дальше они шли молча.

Аня чувствовала, что теперь будет иначе смотреть на Скоробогатова. Нет, без сочувствия или понимания, но иначе. В последние дни Аркадий Иванович почти не покидал громоздкого каминного кресла, которое сам же перетащил на край нависавшего над рекой утёса. Пугающая и по-своему завораживающая картина. Измождённый, с запавшими щеками, с седой щетиной, в изорванном и отчасти подлатанном Лизой экспедиционном костюме, он жался в угол между спинкой и цельной боковиной кресла. Казался в нём иссохшим, почти крошечным стариком. Аня прежде и не вспоминала, что Аркадию Ивановичу больше шестидесяти. Покрытые просянкой руки он держал на подлокотном валике. Не прятался от дождя, не отмахивался от досаждавших ему москитов. И сидел в одиночестве. Без помощников, без охранников, без индейцев с опахалами. Только Лиза приходила к нему и по несколько часов сидела возле кресла на коленях, положив голову на руки и уткнув её в завиток кожаного подлокотника.