Елена Матвеева - Кинжал Улугбека

- А говорят, вы все знаете.

- Кто же это говорит? Все знать невозможно. Я вам еще одну тарелочку покажу.

Он сходил в кабинет и вернулся с расписной тарелкой, тоже склеенной из кусков.

- Что в ней необычного? - поинтересовалась Гера. - Дырочки?

- Это сито?.. - спросила Варя и сама же ответила: - Вряд ли. Во-первых, дырок мало, во-вторых, очень уж маленькие. А почему, кстати, они расположены по краям осколков?

- Неужели ремонт?! - воскликнул Марат.

- Похоже на то, - согласился Валерий Иванович. - Если учесть время изготовления тарелки и состояние экономики, то напрашивается именно такой вывод. Подобная посуда была немалой ценностью, ее починили: скрепили металлическими скобками. Они проржавели и рассыпались в земле. А дырочки от них остались.

- Зачем встрял? - упрекнула Марата Гера. - Ты все знаешь, а нам не дал подумать.

- Давайте, Валерий Иванович, еще какое-нибудь расследование проведем, - предложила Варя.

- Вы не забыли, что вставать в полпятого?!

- Мы встанем, - стали его уверять. - А вот вы скажите, были ли у вас в экспедициях какие-нибудь детективы?

- Детективы? - удивился Валерий Иванович. - Что вы имеете в виду? Кражу, убийство, похищение? Не припомню такого.

- Археологические детективы! Может, находки необычные. Что-то необъяснимое…

- Находки были разные, - задумчиво сказал Лерыч. - Постойте, а ведь и убийство было! О нем расскажу завтра.

Все возмущенно заорали, хотя Лерыч просто дразнил их.

- Однажды мы вскрывали погребение. Там оказался скелет ребенка, мальчика лет двенадцати, а в области живота разлита ртуть. Откуда она взялась, как думаете?

- Выпил ртуть? Неужели его заставили?

- Это была насильственная смерть. Только непонятно, за какой проступок так страшно покарали ребенка. Вот вам чудовищное преступление, которое было раскрыто через десять столетий. Оно нас потрясло, - сказал Лерыч и добавил решительно: - А теперь спать.

Выехали рано, пока солнце не поднялось и полные утренним щебетом кроны платанов, карагачей и тутовника не смолкли и не сомлели в густом от зноя воздухе. Экспедиционный грузовичок с брезентовым верхом был открыт спереди и сзади, чтобы продувало. По бортам - скамейки, посередине картонные ящики с продуктами и еще один, с посылками и письмами от родителей. Лерыч сел с ребятами в кузов, а Олега отправил к шоферу. Мимо проплыл Регистан, потом автовокзал, пошли пыльные окраинные улицы.

- Сейчас я вам покажу могилу Абдул-Латифа, сына Улугбека, отцеубийцы, - предупредил Валерий Иванович.

- А разве она сохранилась?!

- Вот она!

Ожидали увидеть старый мавзолей, но это было всего лишь возвышение вроде фундамента, заросшее сухой травой, замусоренное.

- Хорошо, что этот пустырь не застроили, - ответил Валерий Иванович на недоуменные вопросы. - Для назидания потомкам память о злодее должна оставаться.

- Правильно, - одобрила Гера. - Пусть каждый прохожий плюнет на это место!

Машину трясло, ребята уже потирали бока. Становилось жарче, клонило в сон. Дорога шла по долине, а кругом высились горы с осыпями щебня. Зеленело сухое русло сая - речки. В одном месте горные хребты сходились совсем близко, и Валерий Иванович окликнул клюющих носом ребят:

- Смотрите! Тамерлановы ворота!

Даже отвесные склоны гор были густо записаны любителями автографов. Складывалось впечатление, что ездят сюда с ведрами масляной краски и малярными кистями, чтобы увековечить свои имена. А потом началась Голодная степь, равнина, в основном засаженная хлопком, место тоскливое и, казалось, бескрайнее. И ветер, врывавшийся в фургон, будто стал горячее и колючее, напоенный микроскопическими кристалликами соли. По обочинам мозолили глаза белые солонцовые разводы, а еще лежал на боку мертвый осел с круглым, как шар, раздувшимся животом, вытянув растопыркой вверх прямые, как спички, ноги. Это последнее, что увидела Варя. Остальные уже спали.

Открыли глаза только в Гулистане. Слой пыли лежал на лицах, руках, одежде, на полу машины и коробках. Гулистан - город роз. На грязной автовокзальной площади никаких роз не было. Они по очереди умылись над питьевым фонтанчиком, купили «Фанту», помидоры, лепешки, а завтрака-ли уже в пути. После Голодной степи пейзаж казался веселым и обжитым. И роз в Гулистане и попутных городках оказалось много. Последнюю остановку сделали в кишлаке, где Валерий Иванович зашел к директору школы - Турдали-ака, отдать заказанное лекарство. Одетый в чапан, дородный, круглолицый, улыбающийся директор долго пытался зазвать их в гости, но Валерий Иванович торопился. Турдали-ака, сказал он питерцам, друг и помощник археологов.

Машина свернула с шоссе на проселок и поехала мимо полей хлопчатника. У дороги под палящим солнцем стояли покорные ослы, даже голову не поворачивали на шум машины. Напоследок свернули еще раз возле цистерны, откуда шахрухиинцы брали воду, и вскоре встали в облаке пыли возле рощи. У входа в оазис находился белый домик с айваном - навесом на деревянных колоннах, под которым сидел древний темноликий старик в ватном халате и чалме и что-то бубнил, пел или молился.

- Ассалом алейкум, Улугбек-ака! - приветствовал его Валерий Иванович.

С трудом, словно нехотя, разлепились коричневые морщинистые веки, но оттуда блеснул неожиданно живой и хитрый взгляд.

- Ва алейкум ассалом! - пробормотал бабай и перевел оценивающий взгляд на ребят. Они тоже поздоровались, но он не ответил.

- Его действительно Улугбеком зовут? - спросила Варя у Марата.

- Он сам себя так называет. Если судить по отчеству сына, то его зовут Халбек. Сын-то - наш спонсор, Камиль Халбекович. Правда, мы меж собой зовем его Улугбекович.

- Так это его отец? А почему такой богатый человек не заберет отца в Самарканд?

- Невозможно. Он по-всякому пробовал, но старик с норовом. Упрям как осел. Не хочет жить в цивильных условиях.

Навстречу уже неслись ребята. «Привет питерцам!» - кричали они. Паштета дружески хлопали по плечу и спине, и кто как умел проявляли внимание к девчонкам. Большой симпатичный увалень каждому протянул руку и трижды повторил: «Рафаэль Султанов. Друг Марата. Зови меня Рафиком». Шахрухиинцы уже разгружали машину, разбирали посылки и письма из дома, обмениваясь с Лерычем новостями и осматривали Маратову руку с костной мозолью на запястье. Гера грустила, потому что Олег ехал дальше, на Канку, и пора было прощаться. И Харитон пришел, мужик под два метра, в брезентовой панаме и шортах на ковбойском ремне. На руке у него был кожаный браслет с металлическими заклепками.

Но хорошая встреча была омрачена мелким инцидентом. Лешка Волошин сказал вполголоса про девчонок: «Ничего себе крошки, минареты бухарские!» Паштет услышал, раздулся, как петух перед боем, и стал наступать на Лешку, приговаривая: «Я тебя щас отминаречу!» Лешка метнулся за спины ребят, Паштета стали успокаивать.