Наталия Соломко - Пожарный кран № 1

«Это только пока. Вот кончу училище, начну работать, тогда ты тоже поступишь!»

Но когда Павлик кончил училище, его пригласили сниматься в кино. Он поцеловал Юлю и сказал:

«Ну потерпи еще немного. Сама понимаешь, для меня это очень важно…»

От так и сказал: «для меня». Не «для нас». Что-то с ним случилось такое, непонятное… Он начал думать только о себе и о том, какой он замечательный и талантливый… Конечно, он знал, что у них с Юлей скоро родится сын, знал, что Юле трудно будет одной, но ему очень хотелось сниматься в кино…

А Юля обиделась на Павлика. Вот какая вышла история: Павлик приехал, а она его видеть не хочет!

— Звонил мне утром, — вздохнул Михаил Павлович. — В гости просился…

— А вы?

— Я… — Михаил Павлович нахмурился, покачал головой. — Сказал, чтоб ноги его тут не было. И на входе предупредил, чтоб не пускали… Пусть помучается…

Перед самым началом второй елки директора Дома пионеров разыскал Яша Айрапетян и сообщил следующее:

— Несколько дней назад Аня сказала мне, что за ней следит какой-то человек. Он везде ходит за ней и делает вид, что оказался тут совершенно случайно. Человек этот среднего роста, одет во все черное и говорит с едва заметным иностранным акцентом. В общем, ясно, что Аню Елькину похитили иностранные шпионы…

— Че-го? — потрясенно спросил Сергей Борисович.

В общем, ясно, что Яша Айрапетян совершенно заврался! Какие еще шпионы?! Зачем им похищать Аню Елькину? И потом, что же: одет шпион во все черное, а пуговица у него — светлая? Глупости какие! Так не бывает!

Нет, не поверил Сергей Борисович в сказку про шпионов. Но все-таки слова Айрапетяна чем-то его очень насторожили. Он и сам долго не мог понять — чем. Ушел в дальний коридор, где было пусто и тихо, и все думал, думал. И наконец додумался. Уж больно странно ведет себя Айрапетян в последнее время, вот в чем дело!

Ушел из кружка ракетостроения ни с того ни с сего.

Ни с того ни с сего записался в пионерский театр.

Зачем-то нынче утром запустил ракету.

И вот еще сочинил нелепейшую небылицу про шпионов. А зачем? Слишком много во всем этом загадочного, настораживающего, не так ли? Должна, должна быть причина!

«Начнем с самого последнего, — решил директор. — Айрапетян сочинил про шпионов. С какой целью?»

А чего тут долго думать! Чтобы сбить со следа!

«Но не Айрапетян же похитил Елькину! — испуганно думает Сергей Борисович. — Или… или он — соучастник?»

Директор представил себе Яшу, маленького, тихого, сутулого… Неужели Айрапетян что-то знает?

«Нет, надо немедленно как следует поговорить с этим загадочным мальчиком!» — решил директор и торопливо отправился за кулисы. Елка уже началась, в коридорах и в фойе было пусто. Сергей Борисович поспешил и вдруг чуть не растянулся на паркетном полу: у него развязался шнурок… Он наклонился, чтобы устранить этот беспорядок, да так и замер, чувствуя, что волосы у него встают дыбом…

На полу, на желтом паркете, темнели капли крови…

Они отпечатались не частой, но отчетливой цепочкой.

— Что это?.. Как это?.. — едва выговорил Сергей Борисович, поднимая голову и глядя вдаль, в коридоры, куда вели красные точки…

И вполне можно представить, что почувствовал он, увидя там высокую темную фигуру, которая, крадучись, удалялась…

— Стой! Стрелять буду! — с отчаянием крикнул Сергей Борисович, хотя стрелять ему было не из чего.

Темная фигура метнулась в соседний коридор и скрылась, пропала. Ни секунды не раздумывая, безоружный директор бросился за нею…

Где Анька, где Анька…

В дальнем, за тридевять коридоров, тупичке, под большим красным ящиком, на котором белыми буквами выведено: ПК № 1…

Ничегошеньки с ней как будто не случилось: руки целы, ноги целы и нет поблизости никаких иностранных шпионов… Стоит себе Анька под пожарным краном, в кругу, очерченном мелом, а рядом — небольшой черный ящик… На верхней его грани зловеще горит рубиновый глазок.

Стоять под пожарным краном, между прочим, не очень-то удобно: ящик висит в метре от пола, не выпрямиться под ним.

Но Анька стоит, подпирает ящик плечами. Так когда-то атланты держали небо…

Хорошо им было: стой на краю земли да держи на плечах синее небо с птицами и облаками… А Аньке каково? Она ведь знает, что актер имеет право не явиться на спектакль только в одном-единственном случае…

А она — жива. И все равно стоит…

Но в десять часов утра, когда вдали прозвенел последний, третий звонок, призывающий артистов и зрителей к началу, Анька Елькина села на корточки и горько заплакала…

Не могла Анька уйти из-под крана, понимаете? Потому что Кузя уже изобрел свою Машину!..

Разбитый графин, вырванная пуговица — это все пустяки. Просто Кузя гнался за Анькой, а она возьми да и растянись в темноте на сцене. Если б не это, ни за что бы он Аньку не поймал! А пуговицу она ему оторвала в знак протеста, когда большой, сильный Кузя запросто взял ее под мышку и потащил в дальние коридоры… С одной стороны — Анька, с другой — какой-то черный ящик, Анька тогда еще не знала, что это такое…

Аньке все-таки удалось вырваться, да только разве ей с Кузей справиться! Хорошо, пожарный кран оказался рядом: Анька подскочила, рывком открыла дверцу (благо, вместо пломбы была обыкновенная бумажка) и вцепилась в вентиль:

— Только подойди!

— Успокойся, — усмехнулся Кузя и сел на подоконник.

И осторожно-осторожно поставил рядом свой черный ящик — будто он был хрустальный… А потом, склонившись над ним, произнес почтительно:

— Ты хотела с ней встретиться. Она здесь. Она тебя слушает.

А дальше было вот что: черный ящик загудел, вспыхнув рубиновым светом, и неживой, железный голос зазвучал оттуда, четко и равнодушно выговаривая слова и будто вбивая после каждого гвоздь:

— Ты. Елькина. Аня.

Внутри у Аньки похолодело и замерло.

— Я. Машина. Он. Меня. Изобрел. Теперь. Мне. Нужна. Ты. Подойди.

«Как же!» — подумала Анька, вжимаясь лопатками в стену.

— Не бойся. Ты. Мне. Нравишься, — снова принялась вбивать гвозди Машина. — Я. Тебя. Выбрала.

— Куда?.. — переглотнув комок в горле, спросила Анька.

Мертвым голосом, услышав который однажды, хотелось убежать, позабыть его и больше никогда не вспоминать, Машина сообщила:

— Мне. Нужна. Твоя. Душа. Иначе. Не будет. Контакта.

— Она что, полоумная?.. — испуганно спросила Анька у Кузи.

Глаза у него стали круглые.