Кэролайн Кин - Нэнси Дрю и тайна лихой наездницы [litres]

– То есть, – выдохнул Нед, – это дело рук того, кто подмешал зелье в корм Полночному? И он же подрезал подпругу, чтобы Пейтон вылетела из седла?

– Круто! – Джордж метнула подозрительный взгляд на Дану. – И кто же это?

– Никто из тех, о ком вы думаете. – Я отвернулась и пристально посмотрела на Пейтон.

Она встретила мой взгляд, и ее нижняя губа слега дрогнула.

– Да, это я, – сказала она. – Все это моих рук дело…

– Что?! – дружно воскликнули сразу несколько человек.

– Да-да, все так. Я разрезала подпругу, и седло разодрала тоже я. – Пейтон глубоко вздохнула. – И в корм Полночному шоколад подмешала, чтобы он не прошел тест на наркотики.

– Ну, Пейтон, – угрюмо бросила Дана, – ты последняя, кого бы я могла заподозрить в жульничестве.

– Да какое там жульничество! – запротестовала Пейтон и стащила с головы шлем. – Пожалуйста, позвольте мне все объяснить. – Она бросила на родителей взгляд, смысл которого я так и не поняла.

– Пейтон? – подтолкнул ее отец. – Так в чем дело-то?

– Понимаете, мне просто хотелось вздохнуть свободно, – пролепетала Пейтон. Глаза ее наполнились слезами. – Освободиться от постоянного давления, когда от тебя ждут, что ты должна быть первой любой ценой. От чувства, что за пределами манежа и жизни-то никакой нет. От страха, что тебя кто-нибудь победит. – Она помолчала. – А прежде всего от того, что мне постоянно кажется, будто я мучаю своих лошадей. Особенно этого парня.

Полночный повернул морду в сторону круга – на который как раз выезжал следующий наездник на другой лошади. Пейтон потрепала своего любимца по холке, он повернулся и, звякнув мундштуком, ткнулся в ее волосы.

Зазвучали голоса, одни растерянные, другие сердитые – все переваривали прозвучавшее признание. Я ни на что не обращала внимания – только с Пейтон не сводила глаз.

– Да, Пейтон, ты сама все это придумала, – заключила я. – Чтобы все решили, что тебе угрожает опасность, и посоветовали бы сойти с дистанции, а может, даже, стали бы настаивать на этом.

Пейтон слегка побарабанила пальцами по крупу Полночного.

– Сначала план был другой, – сказала она. – Поначалу я хотела, чтобы меня дисквалифицировали. Из месяца в месяц я добавляла шоколад в корм какой-нибудь из своих лошадей.

– С тех самых пор, как начала подписывать бумаги в качестве собственного тренера? – уточнила я.

Она кивнула:

– Мне совершенно не хотелось подставлять Дану…

И тут Пейтон начала рассказывать и уже никто не мог ее остановить. Сначала она решила выждать, сколько придется, пока какую-нибудь из ее «отравленных» лошадей возьмут на выборочную проверку. Но потом стало известно, что на шоу в Ривер-Хайтс приезжает большой человек из олимпийского комитета, и родители Пейтон вместе с Даной настояли, чтобы Пейтон пропустила по этой причине свадьбу своей кузины.

Это и вынудило Пейтон пойти на еще более рискованный шаг – она подбросила записку с угрозой в машину отца. Но фокус явно не прошел. В Ривер-Хайтс ехать все-таки пришлось. Тем не менее она решила сделать все возможное, лишь бы избежать выступления перед олимпийским боссом, которое казалась ей точкой невозврата. Для начала она сочинила анонимку на саму себя. Затем написала еще одну записку с угрозой и сунула ее в решетку гриля, в надежде на то, что, прочитав ее, миссис Никерсон уговорит свою старую подругу снять дочь с соревнований.

Но и это не сработало, тогда Пейтон порезала седло и позвонила Неду и мне, заставив поверить, что ее преследует какой-то таинственный незнакомец. Пейтон даже сделала так, чтобы новость о проверке Полночного на наркотики дошла до Джессики, в расчете на то, что слух об этом разнесется в мгновение ока, и это, как надеялась Пейтон, окажет воздействие на решение организаторов шоу.

Но когда даже этот долгожданный тест не сработал и стало ясно, что на круг выйти все же придется, Пейтон по-настоящему впала в панику.

– Меньше всего мне хотелось причинить вред Полночному, – сказала Пейтон, продолжая поглаживать лошадь по холке. – И тогда я решила, лучше уж сама пострадаю.

– О господи, Пейтон, – выдохнула миссис Эванс.

– Так вот что ты делала, когда мы зашли в каптерку, – сказала Джордж. – Вовсе не счищала этим ножом грязь с седла, а подпругу полосовала?

– А вы, – кивнула Пейтон, – почти застукали меня на месте преступления.

Мистер Эванс помрачнел:

– Жаль, Пейтон, что ты к нам с мамой со всем этим не пришла раньше.

– Извини, па, – прошептала Пейтон. Она по очереди оглядела всех нас, остановившись в конце концов на Дане. – Право, мне очень, очень жаль. Простите.

– Пейтон… – неуверенно заговорила Дана.

– Сделайте одолжение, отведите Полночного в конюшню, – не дала ей договорить Пейтон. – Пожалуйста. Я там в каптерке немного моркови ему оставила. – Она еще раз потрепала лошадь по гриве. – А шоколада, приятель, больше не будет.

– Спасибо, Нэнси, что остановила ее. – Мистер Эванс повернулся ко мне. – Я… мы искренне тебе признательны. Если бы она довела свой дикий план до конца… – Он не договорил и как-то неуверенно посмотрел на дочь. – Ладно, еще раз спасибо. А теперь, простите, но нам надо уйти. Сейчас самое время для серьезной семейной беседы.

* * *

– Ты уверен, что не хочешь перекусить? – Предложила я, заглянув в домашний кабинет отца. – Могу позвонить в эту кафешку на Ривер-стрит и попросить найти нам свободный столик. Ты ведь любишь это место.

– Прости, Нэнси, – отец перевел взгляд от экрана компьютера. – Мне надо до завтра посмотреть эти бумаги.

Я помрачнела. Ощущалось какое-то беспокойство. Впрочем, так часто бывало, когда мне удавалось распутать какое-то сложное дело. Правда, про нынешнее нельзя сказать, что оно так уж хорошо распутано. Да, конечно, мне удалось отыскать того, кто стоял за всеми этими шалостями. Но что теперь будет с жокейской карьерой Пейтон? Это по-прежнему оставалось загадкой.

– Что ж, в таком случае пойду, может, пробегусь, – сказала я, закрывая дверь.

– Погоди, – остановил меня отец. Я круто обернулась, в надежде, что он передумал насчет перекуса. Но он лишь слегка сдвинул брови. – Нэнси, не загрузишь стиральную машину? У меня закончились чистые носки, а поскольку у Ханны сегодня выходной…

Я шумно вздохнула. Выдался чудесный день, и мне совершенно не хотелось заниматься стиркой. Но отец редко загружал меня домашними делами, ими занималась наша домработница Ханна Груэн. Так что отказывать ему было неловко.

– Конечно, – сказала я, – сейчас все сделаю.

Я поплелась наверх, где стояла корзина с грязным бельем. Когда я уже спускалась по лестнице назад, раздался звонок в дверь.

– Я открою, – громко, чтобы услышал отец, крикнула я и, поспешив к выходу, распахнула дверь. – Пейтон!