Аркадий Клёнов - Почему? в концертном зале

Дирижирование стало одной из самых сложных музыкальных профессий. Дирижер с помощью оркестра должен не просто воспроизвести запечатленные в партитуре звуки. Это музыканты сумели бы сделать и без дирижера, поскольку за годы совместной игры у них выработалось полное взаимопонимание и чувство локтя. Дирижер выходит в концертный зал и становится во главе оркестра тогда, когда в музыкальном произведении ему удается открыть что-то новое, раскрыть содержание музыки в новом звучании. Задача дирижера — превратить оркестр в единый многоголосый инструмент и с его помощью как бы прочитать вслух то, что записано в нотах. Сотни оркестровых красок и звуковых приемов, голоса инструментов, обретающие по воле дирижера «человеческий характер», дают дирижеру возможность показать в новом свете главный Музыкальный Образ произведения. И для того чтобы наше пребывание в концертном зале наполнилось смыслом, чтобы чувства наши не дремали, когда оркестр начинает звучать под руками дирижера, нам нужно понять, что же такое. Музыкальный Образ произведения. Без этого мы не сможем стать участниками Большого Музыкального Трио, в составе которого Композитор, Исполнитель, Слушатель.

Итак,

КАК МУЗЫКА ИЗОБРАЖАЕТ?

КАК МУЗЫКА ВЫРАЖАЕТ?

ПОЧЕМУ ОДИНАКОВОЕ НЕОДИНАКОВО?

О ЧЕМ И КАК РАССКАЗЫВАЕТ МЕЛОДИЯ?

Первобытные охотники собираются на охоту. Охота эта очень опасна. И вот охотники рисуют на земле изображение зверя или сооружают его чучело. И начинаются песни и пляски. Сначала охотники показывают, как они будут подкрадываться к зверю, затем они окружают его и с воинственными криками поражают копьями и стрелами. Охотники как бы переживают все предстоящие события, разжигая свои чувства и воображение, и все это находит отражение в песнях и танцах, в музыке.

Из глубины веков дошли до нас песни, слова и ритмы которых словно воссоздают картины труда: в кузнице или на мельнице, движения сеятеля хлеба или крик пастуха-погонщика...

С давних времен музыка связана со всевозможными событиями, картинами, образами. И сами эти образы, и способы их передачи очень многообразны. Вот и поговорим о них, хотя музыка далека от роли художника-зарисовщика. Музыкальный образ — это совсем не звуковая фотография каких-то знакомых нам предметов, людей или происшествий. И все же, чтобы лучше понять, что такое музыкальный образ, мы сначала поговорим об умении музыки изображать.

В звучании музыкальных инструментов мы можем услышать и раскаты грома, и цокот копыт, и жужжание шмеля, и журчание воды, и выстрелы, и щебетание птиц, и шелест листвы... Да мало ли какие звуки могут быть скопированы музыкальными инструментами!

Вот композитор Антонио Вивальди, современник И. С. Баха, предпосылает одной из своих музыкальных картин цикла «Времена года» следующее описание того, что он хотел бы передать в звуках, другими словами, следующую программу: «Пришла весна, и веселые птички приветствуют ее своим пением, журча бегут ручейки. Небо покрывается темными тучами. Молнии и гром тоже весну возвещают. И вновь возвращаются птички к своим сладостным песням. На цветущей лужайке пастушок. Под звуки пастушеской волынки танцуют нимфы...» И действительно, в музыке мы услышим и пение веселых птичек, и гром, возвещающий весну. Прислушиваясь к пастушескому наигрышу, мы можем вообразить и молодого пастушка. Правда, с лесными девами-нимфами посложнее: как они выглядят, эти сказочные существа, каждый из нас представляет в силу своего воображения и настроения.

И вот тут появляются вопросы: а если бы Вивальди не предпослал своей музыке программу, не нарисовал словами картину (или мы ничего не знали бы о ней), поняли бы мы, о чем рассказывает музыка или нет? А вдруг да перепутаем раскаты грома с отдаленными выстрелами, пастушеская идиллия превратится в грозную сцену сражения, не зная как выглядят нимфы, мы вообразим танец злых сил.

Нет, мы едва ли ошибемся. Ведь кроме звукоподражания есть еще и общее настроение музыки, которая передает нам радостные чувства весеннего пробуждения природы.

И опять вопрос: как передает? Ведь музыкальные инструменты не произносят слов.

А вот как: мелодия легка и прозрачна, ритм живой и подвижный, светлые гармонии звуков, музыкальные инструменты подают свои реплики энергично, бодро; общее звучание оркестра легкое и светлое. И даже когда наступает мрак и гроза рокочет раскатами грома, нам не страшно, словно нас пугают в шутку...

Вот какие слова: легка и прозрачна, живой и подвижный, энергично и бодро, легкое, светлое, веселое... И все это о звуках, о мелодии, о музыке. Получается, что музыку мы наделяем характером человека — веселая, энергичная, бодрая; мы словно осязаем ее, ощущаем— легкая, нежная; видим в ней признаки живого существа — живая и подвижная.

Как же так получается? Вот мы говорим, что в звуках арфы нам слышится журчание ручья, переливы водяных струй. Но ведь на самом деле звуки арфы совсем не напоминают журчание воды. Буквально вода никогда так музыкально не шумит. А дело все в том, что переливы звуков арфы мы невольно наделяем таким характером — «прозрачные», «текучие», «льющиеся»... Мы даем им такой образ, который совпадает с нашим представлением о воде. И вот нам уже не нужны точные звукоотпечатки, звукоподражания. Нам достаточно сравнения, напоминания, намека, чтобы возник образ или чувства, связанные с этим образом. Призывные звуки трубы вызовут у нас чувство бодрости и подъема или, напротив, чувство тревоги, опасности. Очень быстро повторяющиеся короткие звуки — тремоло — вызовут ощущение настороженности, напряжения (всем знакомо это чувство, когда слушаешь барабанную дробь перед опасным трюком в цирке)... Звуки как бы подают нам сигналы, благодаря которым включаются наше воображение и чувства. И все потому, что мы способны наделить звуки характером.

Но обязательно ли в тот момент, когда пробуждаются наши чувства и воображение, мы должны с их помощью тут же начать рисовать какую-то зримую картину? Вот ведь назвал композитор Эдвард Григ свою музыкальную картину «Утро», и, наверное, мы должны зримо воспроизвести у себя в воображении картину утра. Узнав, что музыка называется «Утро», мы невольно начинаем как бы переводить музыку на язык давно знакомых нам зрительных образов. Один из нас представляет себе легкий рассеивающийся туман, утреннюю дымку, из которой сначала неясно, а потом все четче (музыка становится все громче) прорисовываются очертания какого-нибудь пейзажа. А могут возникнуть и иные образы, связанные не с конкретными изображениями и картинами, а лишь с ощущениями и настроениями утра, тоже хорошо знакомыми нам: пробуждение, чувства еще смутные, неясные, прохлада и свежесть, на смену которым приходит солнечное тепло (может, об этой перемене говорит нарастание звучности?). И все это может быть связано не со зримыми картинами, а лишь с памятью наших чувств, ощущений, настроений.