Геннадий Шингарев - Мальчик на берегу океана

В 1699 году реформа завершилась: за три года была перечеканена вся монета. Смена валюты обошлась казне в 5 млн. фунтов стерлингов — сумму, превышавшую годовой государственный доход, но экономика страны была спасена. С этого времени общественное положение Ньютона было обеспечено до конца его жизни — чего никогда не могли ему принести его научные заслуги. По ходатайству Монтэгю король повысил Ньютона в должности: хранитель был назначен Мастером, то есть почетным директором Монетного двора. Ученый стал королевским чиновником, чиновник превратился в вельможу.

Удивительное, почти феерическое зрелище можно было наблюдать весной 1697 года на дороге, ведущей в польские и немецкие земли из неведомых просторов раскинувшегося на востоке громадного Московского государства. Длинной вереницей, растянувшейся на несколько верст, по разбухшему тракту двигались кибитки, грузные колымаги, качались в седлах вооруженные всадники, скрипели сани с провиантом и всевозможным добром. Это ехало, в составе трех послов и приставленных к ним советников, в сопровождении свиты и солдат Преображенского полка, с писцами, толмачами-переводчиками, трубачами, карликами, с многочисленной челядью, русское Великое посольство в Европу.

Ехал первый посол Франц Лефорт, второй посол Федор Головин, полковник Яков Брюс и будущий светлейший князь Алексашка Меншиков. Ехал отряд волонтеров из 35 молодых дворян во главе с комендором князем Черкасским — «для учения воинского поведения и морского дела». Ехал десятник отряда волонтеров Петр Михайлов.

Десятник был рослый огненноглазый парень двадцати пяти лет. Дикий и неотесанный, но чрезвычайно сметливый, любознательный, хватающий все на лету, он вместе с другими молодыми людьми направлялся за границу учиться кораблестроению, вождению судов в бою и простом плавании, военному делу, строительству крепостей, управлению финансами и вообще чему придется. Все знали, кто он такой, но должны были делать вид, что не знают.

В Амстердаме на Ост-Индском дворе десятник, облачившись в голландское платье — красную фризовую куртку и белые холщовые штаны, — трудился с волонтерами над постройкой фрегата. Через два месяца корабль был готов и спущен на воду. Однако Петр остался недоволен уроками здешних мастеров: ремесло они знали, но объяснить суть дела не умели — слабо разбирались в математике. Покуда Головин с Лефортом занимались делами на континенте, Петр, прихватив с собой нескольких приближенных, в январе 1698 года отплыл в Англию. Инкогнито соблюдалось и здесь, поэтому особо торжественных церемоний не было. Все же король Уильям преподнес гостю в подарок яхту. На взморье близ острова Уайт для московитов был устроен примерный морской бой. В Портсмуте Петр Михайлов осматривал военные корабли и верфи. Был у какого-то знаменитого часовщика, засиделся у него допоздна, сам разобрал и собрал несколько часов. В Лондоне присутствовал на придворном маскараде, остался «зело доволен» (как сказано в «Юрнале» — путевом дневнике русского посольства). Посетил Королевское общество, парламент, городскую тюрьму в «Туре» — так в дневнике именуется Тауэр.

Недавно в одном из английских архивов был найден листок с такой записью:

«Царь намеревается быть здесь завтра не позднее двенадцати, и я подумал, что следует вас об этом известить. Он также ожидает увидеть вас здесь. Я позаботился, чтобы все было готово, времени у нас мало, так что остаюсь, сэр, вашим покорнейшим и преданнейшим слугой. Дж. Ньютон. Пятница, февраля 5 дня 1698 г.».

А в «Юрнале» под тринадцатым февраля помечено:

«Был Десятник с Яковом Брюсом в Туре, где деньги делают».

Наконец, перед отъездом из Англии, 21 апреля, русский гость еще раз побывал в Тауэре. В «Юрнале» записано: «После обеда ездил Десятник в город и был в Туре. Смотрел, где деньги делают…»

Одетый теперь уже на английский манер: в черном кафтане, который выглядел на нем каким-то невероятным балахоном, в белом кисейном галстуке, в шляпе со страусовыми перьями, в черных шерстяных чулках и с висевшей на животе огромной муфтой из россомашьего меха, — возбуждая всеобщее любопытство своим богатырским ростом, трубным голосом и сверкающими черными глазами, Петр Первый шагал по мощеной улочке Монетного двора, и сопровождавшие едва поспевали за ним.

Виделся ли он с хранителем? И кто такой Джон Ньютон?

На второй вопрос ответить легче: это дальний родственник Исаака, работавший под его началом. Но кому была адресована записка, помеченная пятым февраля, остается неясным: хранителю Монетного двора, Мастеру или, может быть, самому канцлеру казначейства? Известно, что Монтэгю беседовал с русским царем во время его визита в Минт. О том, встречались ли Петр и Ньютон, прямых свидетельств нет. И все же правдоподобно предположить, что они видели друг друга. В самом деле, кому как не хранителю следует принимать важного иностранного гостя? В этой вполне вероятной встрече законоучителя европейской науки с будущим преобразователем России можно усмотреть, если хотите, глубокий символический смысл.

Пожалуй, будет уместным привести еще два документа, коль скоро речь зашла о Петре I и приезде волонтеров в Англию. Документы эти были составлены позже, шестнадцать лет спустя, но имеют некоторое отношение к тому, о чем только что говорилось.

В продолжение всей жизни Петра за его плечом стоял Меншиков — избранный любимец и фактический наследник, человек неизмеримо меньшего значения, чем гениальный царь-преобразователь, но во всем старавшийся ему подражать. Как и Петр, он проявлял интерес к наукам: собрал (точнее, награбил) обширную библиотеку и воздвиг рядом со своими хоромами в Ораниенбауме собственную астрономическую обсерваторию. В 1714 году Меншиков обратился к президенту Лондонского Королевского общества с просьбой принять его в члены. Президентом вот уже одиннадцатый год был Ньютон.

В списках Общества, вместе с крупнейшими учеными, значилось немало вельмож, ничем не обогативших науку. Избрание Меншикова — второго после царя человека в русском государстве — рассматривалось, очевидно, как политический акт. Так случилось, что «полудержавный властелин», едва владевший грамотой, стал первым российским F. R. S., то есть Fellow of the Royal Society, — почетным членом самой знаменитой научной корпорации Западной Европы. Письмо президенту Королевского общества от имени Меншикова написано по-французски; внизу корявыми буквами светлейший князь нацарапал по-русски свою подпись.