Семен Узин - Гремящий дым

— Я понимаю, мой мальчик, почему ты не договариваешь. У тебя доброе сердце, и ты не хочешь меня расстраивать напоминанием о моих недугах и утраченных силах.

Меркатор растроганно смотрит на сына, потом достает из кармана халата платок и осторожно вытирает слезящиеся глаза.

— Потому-то я и спешу, что хочу увидеть дело своей жизни осуществленным. Нет для меня большей радости, чем лицезреть мое собрание карт, заключенное в переплет, и прочитать на титульном листе: «Атлас, или космографические соображения о сотворении мира и вид сотворенного». Поверь, Румольд, это не пустая блажь старика. Для меня «Атлас» — плод всей жизни, такое же дорогое детище, как и ты, мой сын.

Старый картограф тяжело вздыхает.

— А если судьба не судила мне дожить до этого радостного дня, ты, мой наследник, довершишь начатое мной.

— Не надо предаваться горьким мыслям, отец, — взволнованно говорит Румольд, заботливо прикрывая ноги старика пледом. — Будем надеяться на лучшее. Я не сомневаюсь, что ты проживешь еще много лет и успеешь сделать все, что задумал, да хранит тебя бог… Ответь мне лучше на такой вопрос: почему ты решил назвать свой труд «Атласом»? Мне понятны и привычны такие названия, как «Зрелище шара земного» или «Зеркало шара земного», но «Атлас»…

Румольд недоуменно пожимает плечами.

— Разве само имя Атлас тебе ничего не говорит? — со снисходительной улыбкой спрашивает Меркатор.

— Ты смеешься надо мной, отец! — со свойственной ему горячностью восклицает Румольд. — Конечно, я знаю, кто такой Атлас, для этого ты мне дал достаточно хорошее образование. Но какое отношение имеет эта легендарная фигура к твоему делу? Непонятно. Впрочем… погоди… Кажется, я начинаю догадываться, почему…

— Смелее, смелее, мой мальчик, — поощряет сына ученый-картограф, с любопытством наблюдая за выражением его лица. Ему не терпится узнать, сумеет ли Румольд разгадать его замысел.

А тот продолжает вслух рассуждать, вспоминая древнегреческие мифы о титане Атласе.

— Мне известны два варианта легенды, — задумчиво произносит он. — Одна повествует о том, что Атлас, брат Прометея, выступил вместе с ним и другими титанами против царя богов Зевса. Титаны потерпели поражение в этой борьбе и были сурово наказаны разгневанным громовержцем. Атлас, обладавший сверхъестественной силой, был обречен поддерживать небесный свод; вся тяжесть неба легла на его могучие плечи.

Таков вкратце смысл этой легенды. Согласно же другой, Атлас царствовал в далекой от Греции стране, находящейся на краю света, — в Северо-Западной Африке. В его обширных владениях паслись тучные стада, цвели пышным цветом сады, зрели круглый год сочные плоды. И среди многочисленных фруктовых деревьев красовалась одна яблоня, ствол, ветви и листва которой были из чистого золота.

Атлас очень дорожил этим деревом и охранял его как зеницу ока, так как ему было предсказано, что волей судьбы золотые яблоки у него похитит один из сыновей царя богов Зевса.

Однажды во дворец Атласа явился герой Персей. Он прилетел сюда на крылатых сандалиях, очень утомленный длительным путешествием. В его сумке, подвешенной к поясу, хранилась отрубленная им голова морского чудовища — горгоны Медузы, один взгляд которой превращал все живое в камень.

— О Атлас, — обратился к царю герой. — Я сын Зевса Персей. Я очень устал и прошу твоего гостеприимства.

Испуганный словами пришельца, назвавшегося сыном Зевса, и опасаясь за сохранность своих золотых яблок, Атлас решил сделать вид, что он не верит словам незнакомца.

— Убирайся прочь! — грубо закричал он. — Я не терплю лжецов!

— Так вот как ты соблюдаешь священный закон гостеприимства! — в гневе воскликнул Персей. — Пеняй же на себя!

Он сунул в сумку руку, извлек оттуда голову Медузы и, отвернувшись, показал ее Атласу.

Едва увидел могучий титан голову горгоны Медузы, ее страшные глаза, как тотчас почувствовал, что не может пошевелить ни одним членом. В неподвижный камень превратился Атлас. Высокой вершиной уперлась в самое небо его голова, потухли глаза; лишь волосы, обратившиеся в густой лес, шевелились под порывами легкого ветра.

С тех пор гора Атлас служит опорой небесному своду с солнцем, луной и всеми созвездиями.

Румольд делает небольшую паузу и неуверенно добавляет:

— И в той, и в другой легенде одна и та же мысль: Атлас поддерживает небесный свод. Помнится, я где-то видел скульптуру, которая изображает Атласа, держащего небесный свод в виде земного шара. Может быть, эта аллегория и побудила тебя назвать именем титана свой труд?

Меркатор отрицательно качает головой:

— Нет, мой мальчик, ты не угадал. Я рад, что ты прекрасно помнишь древнегреческие мифы об Атласе, но должен тебя разочаровать: я имел в виду нечто иное. Подойди к шкафу, на второй полке снизу должен быть сборник морских карт генуэзского мастера Баттисты Аньезе.

После недолгих поисков сборник в руках у Румольда.

— Теперь открой последние страницы. На одной из них должно быть изображение человека, производящего измерения на земном глобусе. Нашел?

Получив утвердительный ответ, Меркатор продолжает:

— Вот чьим именем я решил назвать свое собрание карт…

— Но кто он, отец? — нетерпеливо перебивает его Румольд.

— Об этом я и хочу тебе рассказать. Имя его — Атлас, так же как и титана древнегреческих мифов. Предание, более позднее, чем те, которые ты только что вспомнил, утверждает, что некогда жил мавританский царь Атлас. Он обладал большими познаниями в области философии, математики и космографии, был мудрым правителем, отличался добротою и справедливостью по отношению к своим подданным.

В этом же предании говорится, что царь Атлас изготовил первый в мире небесный глобус. Не знаю, насколько это предание соответствует действительности, но для меня имя этого мудрого правителя неразрывно связано со всей моей деятельностью. Называя свое собрание карт «Атласом», я лишь воздаю ему должное, так как глубоко верю в то, что этот человек существовал и много сделал для развития науки.

— А не может ли случиться так, отец, что люди, которые будут пользоваться твоим «Атласом», ошибочно посчитают его название связанным с мифическим титаном?

— Твоя предусмотрительность меня радует, мой мальчик, — отвечает старый картограф. — Меня тоже беспокоит эта мысль. Но вот что я придумал, чтобы по возможности предупредить подобные ошибки. Мы изобразим на титульном листе нашего «Атласа» фигуру мавританского мудреца. В руках у него будет глобус и какой-нибудь измерительный инструмент. А кроме того, в предисловии я постараюсь объяснить читателю, почему я так назвал свой труд… Я напишу примерно так…