Андрей Усачев - Дед Мазай и другие

Купеческая дочь была не так брезглива: принялась она месить тесто, да не заметила, как из лифа в кадку упало несколько припрятанных монет. И толстый Дормидонт, уплетавший сырые яйца, тоже этого не заметил. А то бы сам в тесто полез!

А в покоях младшего брата было тихо и печально. Иван с жалостью глядел на свою лягушечку:

– Бедная! Ты же утонешь в этой кадке…

– Не волнуйся, Иван-царевич, ложись спать. Утро вечера мудренее.

Как только Иван уснул, лягушка сбросила свою шкурку и превратилась в Василису Прекрасную. Из кадки с тестом пошел пар, и все погрузилось в туман неизвестности.

И вот настал свадебный пир. Во главе длинного стола сидел царь Василий, поодаль – гости: бояре да дворяне, да послы заморские и загорские.

Зазвучали фанфары и трубы, гусли и дудки, балалайки и ложки. В зал вошел Федот с молодой женой и золотым подносом, на котором стояла красивая шкатулка. Гости одобрительно зашумели.

Снова зазвучали фанфары и трубы. Появился Дормидонт с женой и серебряным подносом, накрытым дорогим покрывалом. Гости захлопали.

В третий раз зазвучали фанфары и… И смолкли. Вошел Иван-царевич с сачком. В руках он держал деревянный поднос, покрытый простым полотенцем.

Царь Василий сдвинул брови:

– А где твоя жена, Иван?

– Ускакала на болото! – подсказала старшая невестка.

– Небось, бородавки выводит! – добавила средняя.

Раздались смешки.

– Она прибудет попозже, – вздохнул Иван-царевич.

– Ну, сынки, показывайте, что приготовили ваши жены-наряжены, умелицы-рукодельницы! – сказал Василий.

Федот-царевич поставил перед царем золотой поднос и достал из шкатулки сморщенный куличик, похожий на комок глины. Царь попробовал отщипнуть от него кусок, но не смог. Ковырнул ножом и вилкой – не вышло. Тогда Василий взял грецкий орех и треснул его куличом. Орех раскололся.

– Ого!

– Ого! – сказали бояре и дружно застучали о стол кубками.

Вторым показывал работу своей жены Дормидонт. На серебряном подносе, под парчовым покрывалом, лежал обычный с виду пирог.

Василий попробовал его… и выплюнул сломанный зуб и золотую монету с собственным изображением.

– Ой! – схватился за щеку царь.

– Ой! – дружно подхватили бояре.

Наконец, перед царем оказался третий поднос.

– Сейчас оттуда лягушка выпрыгнет, – хмыкнул Федот-царевич, уже занявший свое место за столом.

– Вот-вот, – поддержал его Дормидонт.

Иван-царевич сдернул полотенце, и все ахнули…

На подносе красовался чудесный пирог, похожий на стольный город – с домами, маковками церквей, и царским дворцом, покрытым марципаном и цукатами.

Царь аккуратно отломил одну из башенок и положил в рот. Лицо его выразило блаженство.

– Вот это мастерица, – сказал Василий.

И тут сами собой загремели фанфары, задудели трубы, затрещали ложки. Двери – тоже сами собой – распахнулись, и в зале появилась Василиса Прекрасная. В прекрасном платье, с прекрасной прической, а лицо у нее было такое прекрасное…

– Кто это? – перешептывались гости.

Василиса подошла к Ивану-царевичу и взяла его под руку.

– Простите, вы кто? – растерялся Иван.

– Не узнаешь меня, Ваня? – Василиса показала Ивану незабудку и что-то зашептала на ухо.

– Батюшка, – сказал Иван-царевич, – позволь представить мою жену, Василису.

Бояре и дворяне восторженно зашумели. Старшие братья переглянулись.

– Везет же дураку! – сказал Федот-царевич.

Жена, услышав это, вонзила острый каблук мужу в ногу. Федот в ответ крепко лягнул ее. Боярышня схватилась за ногу и застонала.

Купеческая дочь под шумок запихивала в рукава золотые ложечки и вилки.

Царь Василий хлопнул в ладоши:

– А сейчас я хочу, чтобы мои любезные невестки порадовали нас танцем!

Старшая поднялась и, охнув, снова села на место:

– Не могу, царь-батюшка, нога болит.

Царь перевел взгляд на жену Дормидонта, но не увидел ее: купчиха под столом запихивала в рукав серебряный ножик…

– А где же наша средняя невестка? – удивился Василий.

– Тута я! – Купеческая дочь вылезла из-под стола и вышла на середину залы.

– И-эх!

Она бойко замахала руками и закрутилась так быстро, что из рукавов полетело ворованное золото и серебро. Кому-то из гостей в лоб попало ложкой, кому-то – половником. А в дубовую спинку царского трона вонзились вилка и нож. Перепуганные бояре дружно нырнули под стол.

– И-эх!.. У одной – ноги хромые, у другой руки… кривые, – вздохнул Василий и посмотрел на младшую невестку.

Поклонившись царю и гостям, Василиса Прекрасная вышла из-за стола… Нет, даже не вышла, а выплыла, как лебедушка.

Василиса плавно повела плечами, всплеснула руками – и зазвучала музыка. Из жбанов с пивом разноцветной аркой перекинулась над столом радуга. Из блюд выросли диковинные цветы, а жареные гуси и лебеди поднялись и начали летать по залу. Музыка стихла. Радуга свернулась. Гуси и лебеди снова оказались в тарелках.

Гости восхищенно зашептались.

Пир закончился. Старшие братья напились меду, и жены увели их спать. А Иван-царевич и Василиса Прекрасная, держась за руки, гуляли по дворцовому лугу.

– Что же ты, Иванушка, невесел? Или я тебе не понравилась? – спросила Василиса, крутя в руке незабудку.

– Понравилась, – смутился Иван. – Просто… просто я к тебе такой еще не привык.

Светила полная луна. Стрекотали кузнечики.

– Красиво, – сказал Иван. – Некоторые думают, что это цикады, а это обыкновенные кузнечики средней полосы…

Вдруг издалека донесся душераздирающий вопль. Затем еще один…

Крики неслись из покоев Ивана-царевича. Старшая и средняя невестки – с двух сторон – вцепились в лягушачью шкурку.

– Отдай! – вопила средняя.

– Ну, и зачем она тебе? – шипела старшая.

– Надену ее и буду красавицей и мастерицей!

– Воровка!

– А ты кто?

Тянули они с такой силой, что волшебная кожа не выдержала и разорвалась пополам. Перепуганные невестки бросили шкурки в печь. Кожа вдруг полыхнула изумрудным пламенем, и из печи вылетел фонтан искр…

Раздались раскаты грома, в небе зеленым зигзагом заплясала молния. Василиса побледнела и прижала незабудку к груди.

– Прощай, Иван-царевич, полюбила я тебя. Да видно не судьба нам быть вместе.

– Почему? – растерялся Иван.

– Кто-то сжег мою лягушачью кожу. Еще три дня – и была бы я твоей навсегда! А теперь… должна я вернуться к Кощею Бессмертному. Прощай!

Василиса вспыхнула, как бенгальский огонь, и растаяла.

Иван-царевич плакал как ребенок. Три дня он не пил и не ел. Он перестал кормить золотых заморских рыбок. Наконец, он принял решение и с дорожной сумкой и сачком предстал перед троном:

– Благослови, царь-батюшка. Пойду искать я жену свою, лягушку прекрасную, Василису!