Мишель Кастильо - Танги

Рикардо предложил Танги зайти к нему домой и пообедать вместе. Танги испытывал потребность в обществе Рикардо. Он цеплялся за него изо всех сил. Он чувствовал, что его притягивает этот человеческий голос, который звучит так тепло и доброжелательно. К тому же это казалось Танги вполне естественным.

Приняв ванну и сменив белье, Танги причесался, глядя в зеркало. Он нашел себя худым и бледным. Однако он испытывал большое облегчение. Затем он очень приятно пообедал со своим новым другом. Вначале он был слишком слаб, чтобы разбирать, что ест, а под конец у него начала кружиться голова. «Я слишком много пил. Это потому, что я смешивал разные вина. Да, наверное, потому…» Рикардо продолжал добродушно болтать. Он рассказал Танги, что у него есть пропуска, подписанные полицейским комиссаром Сан-Себастьяна, по которым он может ездить во Францию на двое суток. Завтра утром Танги с таким пропуском может переехать границу. Вдруг Рикардо спросил его:

— И все это истинная правда?

— Что — все это?

— Твое детство, отец, исправительная колония… Ты правда едешь к отцу? И только для этого хочешь перейти границу?

— Ну конечно!..

Рикардо помолчал, затем продолжал серьезным голосом:

— Когда я был мальчишкой, я верил всем на свете, даже попам. Но мало-помалу жизнь научила меня никому не верить. Я дал себе слово никогда не быть простофилей… Но сейчас, мне кажется, ты не врешь. Если хочешь, я оплачу твою дорогу до Парижа. Когда-нибудь отдашь…

Танги почувствовал, как у него сжимается горло.

— Спасибо!

— Тут нет ничего такого. Надо помогать друг другу. Может случиться, что придет и твой черед мне помочь. Как знать…

Рикардо сдержал обещание. Танги забился в угол вагона. Он смотрел, как мимо него бежит французская земля. Дождь, ливший целую неделю, прекратился. Робкое солнце пробивалось сквозь темные и белые облака. До самого горизонта тянулись лишь зеленые поля, пересеченные заборами. Танги был растроган. Он с волнением вновь узнавал страну, которую знал в детстве и куда так долго стремился с отчаянием в душе. Влажными от слез глазами он жадно рассматривал эту богатую и щедрую землю.

По телу у него пробегала дрожь. Он был еще ужасно слаб. Тревога все время сжимала ему горло. Порой без всякой причины ему хотелось заплакать и плакать долго-долго. Он боялся, сам не зная чего, и чувствовал себя усталым, разбитым. Он подумал, встретит ли его отец на вокзале, потом пожал плечами. «Не имеет никакого значения», — решил он и прижался носом к окну. Он пытался сравнивать Францию с Испанией, но не находил никакого сходства.

«Испания, — думал он, — это пустыня. Безграничная пустыня. В Испании прежде всего поражает странное родство человека с природой… Испания должна была стать страной фанатиков, людей, отрешенных от жизни, мистиков. Дон-Кихот и Санчо Панса умерли бы с тоски среди этих зеленых полей, ощетинившихся заборами и стенами…»

Он встал испугавшись. Не будет ли французская полиция осматривать поезд и проверять паспорта? Рикардо сказал, что после Бордо уже нечего опасаться. А перед Бордо? Если будет проверка, что сделают с ним? Никто ему не поверит, никто не станет слушать его историю. К тому же он так плохо одет!..

Он вошел в уборную, вытащил из бумажника все свои документы и разорвал… «Теперь они не узнают, что я испанец и откуда я еду».

Он вышел из уборной немного успокоенный, снова уселся в углу и отдался мерному, усыпляющему покачиванию поезда. Мысли его блуждали, в памяти вставали мрачные воспоминания прошлого.

Стало холодно. У Танги стоял комок в горле… Его прошлое все еще лежало тяжелым грузом у него на душе. Он всегда носил в себе этот груз и не знал, как от него избавиться. Он закрыл глаза и вдруг вспомнил Себастьяну. Она, наверное, сидит в тюрьме и плачет, думая о нем… Затем он снова задал себе вопрос, что ему делать, если отец не встретит его на вокзале. Что же останется ему делать, как не то же, что и всегда? Придется покориться… И снова искать выход. Ведь он привык к безвыходным положениям…

Ничего неприятного не случилось, и никто не прервал его размышлений. Он даже не заметил, как этот долгий осенний день сменили сумерки. Перед его опущенными веками замелькали первые огоньки предместий. Приближался Париж. Танги улыбнулся. Ему казалось почти забавным, что он третий раз приезжает в Париж и все еще не знает этого города. Он помнил только, что Елисейские поля ведут от площади Звезды к площади Согласия и что по набережной можно дойти до собора Парижской богоматери.

Он встал, вынул из сетки свой зеленый чемоданчик, оставил его в коридоре и зашел в уборную. Он подумал, что во Франции поезда чище, чем в Испании: «Еще бы, ведь тут дороги электрические…» Но он любил добрые старые испанские поезда, которые ходят как им вздумается, не считаясь с расписанием. Танги поглядел на себя в зеркало. Он вытащил из кармана обломок гребня, данный ему Себастьяной, расчесал свои длинные волосы и откинул их назад. Потом вымыл руки и лицо и разгладил измятую куртку. На ном был старый костюм, заказанный ему еще отцом Пардо и перекрашенный в черный цвет. Костюм был ему узок. Танги пробормотал: «Чем же я виноват…» Выходя из уборной, он вспомнил, как давно, когда он был ребенком, французский жандарм хотел заставить его справить свою нужду при открытой двери. Это воспоминание омрачило его радость. Поезд замедлил ход. Танги взял чемодан и выскочил из вагона.

Вокзал показался ему необъятным. Он двинулся к выходу, бросая кругом тревожные взгляды. Ему стало страшно. Его пугало, что приближается минута, когда он, может быть, останется совсем один в большом, незнакомом городе. Он подумал, что ему совсем не следовало уезжать из Испании. Но было уже поздно. Густой человеческий поток двигался к выходу. Танги хотелось остановить кого-нибудь из проходивших мимо людей и заговорить с ним. Среди этой толпы, наверное, нашелся бы хоть один человек, знавший войну, голод, одиночество, отчаяние. Они поняли бы друг друга. Танги было так нужно с кем-нибудь поговорить, рассказать, что с ним произошло. Но никто ему не поверит. Его примут за вымогателя или ненормального. Окружавшие его люди уже всё забыли; они не станут слушать такую неправдоподобную историю. Война давным-давно кончилась. Как можно поверить, что молодой человек еще не покончил с ней в 1953 году!