Игорь Минутко - Костры на площадях

— А кто его видел?

— Многие видели. А словить не могут. Как нырнет в темноту — и ровно растаял.

— Где ж он, Егорычев, живеть?

— Тетка Фекла грит, аптекарь Збышневский его приласкал. У него он во флигеле, что в саду стоит, живет. Весь день спит он под дохой, ровно ведьмедь, а вечером к нему аптекарь приходит, спирт они пьют и вспоминают свою старую жизню.

— Заарестовать бы их надо.

— А может, брехня?

— Так пойдем и посмотрим. Подкрадемся к флигелю и в окно заглянем.

— Сычас?

— Конечно, сычас. Чего ждать-то?

— Поздно уже, — неуверенно, тихо говорит кто-то.

Все смотрят на окна. А за ними — совсем глубокий вечер, и деревья слились с темнотой, растворились в ней. Ветер посвистывает.

— Правда, поздно, — говорит Федя и незаметно передергивает плечами.

И все с облегчением вздыхают.

— Ладно, в другой раз сходим, — говорит рассказчик.

— А чего я вчерась видел в торговых рядах!

— Ну?

— Вот Димку и видел!

— Меня?

— Тебя!

— И что тут такого? В рядах торговых! Всяк туда ходит.

— Всяк-то всяк. Только он не один был!

— А с кем же?

— Да говори — с кем?

— С Муськой Ершовой, вот с кем!

— Гля, гля! У Митьки ухи полыхають!

— А ты заткнись! Ничего они не полыхають!

— Полыхають!

— Вот как дам в нос — весь заполыхаешь.

— Только тронь!

— Вовк, и чего ж они в торговых рядах делали?

— Стоить он возля ее, так весь избоченился… А я со спины подошел и слухаю…

— Шпик недорезанный!

— Ну! Ну!

— И так на уху ей шопчить: «Вы, Мусенька, наикрасивейшая в Россейской империи…»

Ахает несколько человек.

— Так и сказал: «В Россейской империи»?

— Так и сказал!

— Врешь!

— А как ты сказал?

— Я сказал: «Во всей неоглядной России».

— Точно так он сказал: «Во всей неоглядной России». «Вы, говорит, представить себе не можете, как я вас обожаю. Даже вот дых перехватило. Воздуху вобрал в живот, а обратно выпустить нет мочи».

— А она чиво?

— Она так глазы в пол, и щеки краской налились. Потом он грит: «Давайте, Мусенька, пойдем в кинематограф. Сегодня отменную картину дают, про любовь, и в главной роли Иван Мозжухин».

— А она чиво?

— А она грит: «Мозжухин — душечка. Я с большим удовольствием пойду с вами. Если только папаня не заругают».

— Согласилась? — ахает несколько голосов.

— Согласилась!

— Теперь они что же: жених и невеста? — спрашивает кто-то неуверенно.

— Дураки вы! Просто мы дружим.

— Федя, как ты думаешь: можно с девчонками дружить?

Жарко краснеет Федя. Хорошо, что в темноте не видно.

— Я думаю, что можно, — говорит он, и вспоминается ему их переулок и Любка-балаболка, которая сидит на заборе.

— Понятно? — с облегчением спрашивает Митька.

Никто не отвечает ему. Потом кто-то говорит:

— Конешно, девчонки, они тоже человеки.

— Федя, а когда наши в наступление пойдут, ты тоже с ними?

— Ясное дело, с ними. Куда же мне еще?

— Федь, а ты уже в боях сражалси?

— Один раз, — неохотно говорит Федя.

— Как все было-то? Расскажи!

— Да нечего особенно рассказывать. Бой как бой. Лучше ты, Карасик, расскажи что-нибудь. Какие у тебя новости?

Карасик — самый маленький в мальчишеском клубе, из себя черный, смуглый и двух передних зубов у него нет — выпали и не растут больше. И выдумщик он, каких свет не видел. Об чем хочешь всякие истории выдумать может.

То вдруг скажет:

— Сегодня я к солнцу вот такой кусок прибавил. — И показывает руками, какой величины кусок.

— Как это — прибавил? — спросит кто-нибудь.

— А очень просто. Нашел на свалке осколок стекла, подождал, пока солнце высоко взойдет, ну и запустил стекло в светилу нашу. Стекло в солнце влетело, сгорело враз, и сразу солнце побо́лело, даже припекать сильнее стало.

— Ну и брехун. Ты знаешь, как до солнца далеко? Тыщи верст.

Карасик только улыбнется:

— Чудак! Так солнце стекло к себе притягивает. Только надо знать, когда в него пульнуть. Секрет это.

— А ты знаешь, что ли?

— То-то и оно, что знаю!

— Так скажи нам всем.

— Скажу — и секрета враз не будет. А потом что ж получится? Начнут все кому не лень в солнце стекла пулять, оно станет все прибавляться и прибавляться, отяжелеет и упадет на землю. И чиво тогда выйдет?

Не знают ребята, что на это ответить Карасику.

Или спросит он у всех:

— Знаете, почему белые белыми называются, а красные — красными?

— Ну? Почему?

— Потому, что у красных в жилах красная кровь текет, горячая, а у белых вместо крови — вода, холодная, как из проруби.

— Ладно брехать-то! Что они — не люди, по-твоему?

— Люди! — Карасик усмехается грустно. — В том-то и дело. Люди они, пока буржуйскую веру не приняли. И кровь у них обыкновенная, красная. А как в буржуйскую веру перекинулись, как сказали, что на рабоче-крестьянскую власть войной пойдут, так сразу ихняя красная кровь в воду превращается, в белую и студеную, отсюда и прозвание им — белые. И если кто из вас изменит Советской России, вот только подумает об етим, так все…

— Чиво — все? — спросит кто-нибудь со страхом.

— Кровь начнет в белую воду превращаться, вот чиво!

Но сегодня Карасик что-то неразговорчив.

— Значит, нечего тебе рассказать, да? — спрашивает Федя. — Никаких новостей?

— Есть одна новость, — говорит Карасик. — Только страшная.

— Ну? — и все ребята ближе придвигаются к печке.

— Существуют они, точно! — шепчет Карасик и хмурит брови.

— Кто?

— Прыгунки, вот кто!

— Существуют?!

— Сам видел. И даже выследил, где они живут.

— Где же?

— На кладбище!

— Врешь!

— Я — вру? Не верите? Так давайте вместе пойдем и все увидим.

— Сычас? — с ужасом ахает кто-то.

— Не, уже поздно, — авторитетно говорит Карасик. — Спать они уже позалегали.

— Кто?

— «Кто-кто»… Прыгунки.

— И где ж они там спят, на кладбище?

— Вот этого не знаю. Видел — через кладбищенскую ограду перелезали. И все у них ровно по часам. Как луна на колокольню Всехсвятской церкви сядет, — они с кладбища и выходють. Хотите, завтра и поглядим. Я вам покажу.

— Давайте поглядим, — говорит Федя, а у самого аж ладони вспотели от страха.

— Тогда завтра у мово дома собираемся, как звонарь девять пробьет, — и Карасик первый поднимается, чтобы домой идти.

Очень все-таки смелый человек этот Карасик!

Теперь надо сделать несколько пояснений о прыгунках.

Уже несколько дней Васильевск был в панике. В городе появились странные белые привидения: существа в два раза выше человека, передвигающиеся прыжками; возникали они на вечерних и ночных улицах, сея ужас и смятение. И привидения не были бескорыстными — они нападали на одиноких прохожих и грабили их.

Так уже всюду было известно, что у бабы, которая возвращалась поздно из гостей, прыгунки отобрали лукошко с яйцами, с бывшего хозяина скобяной лавки Петрухина сняли пальто, а у девушки Кати, работавшей на почте, отобрали кошелек, который, правда, был пуст.