Игорь Минутко - Костры на площадях

Нил Тарасович пристально посмотрел на Федю.

— Ты это должен почувствовать. Это неизбежно. Тебя ждет большая, счастливая жизнь. Она должна быть счастливой!..

Они стояли на середине избы, смотрели друг на друга блестящими повлажневшими глазами, два очень разных человека, которых объединила и повела за собой пролетарская революция.

…Иногда, просыпаясь ночью, он боялся открыть глаза — ему со сна казалось, что он опять в цыганском таборе, что где-то рядом заросший цыган с кнутом, и горят костры, и пахнет жареным мясом…

Но все-таки Мишка открывал глаза, и тем радостней было ему: вокруг были друзья и пахло новой, но уже привычной жизнью — лошадьми, махоркой, лекарствами, порохом.

Бывали ночи, когда он не высыпался — начинался очередной переход. И настроение портилось. Но свежий воздух, быстрый шаг, новые запахи прогоняли сон, и к Мишке возвращалось бодрое расположение духа.

И просто славно было бежать в ночи за подводой, когда все движется вперед — и лошади, и люди, а кругом снежные поля, серое, неясное небо, и жизнь пахнет новизной и странствиями.

Была уже глубокая зима с пушистыми снегами и морозами, когда в деревнях по утрам звонко горланят петухи, а в замерзшее небо прямыми столбами уходят дымы из труб, и пахнет печеным хлебом.

В деревне Хомяки Мишка жил в большом сарае, набитом душистым сеном, и, прислушиваясь к далекой канонаде, отсылался — в последнее время спать ему приходилось мало.

Иногда Федя и Нил Тарасович водили его гулять на опушку леса. Там пни выглядывали из-под снега, вдалеке виднелась гряда сосен, и солнце золотило их вершины.

Тут, на опушке леса, Федя и придумал новую игру.

— Нил Тарасович, — сказал он однажды, поглаживая Мишку по спине. — Вот он у нас в типографии печатником работал. Верно?

— Ну, верно, Федор.

— А сейчас, на войне, получается, даром он хлеб ест?

— Куда это ты гнешь, Федор?

— Я придумал! Давайте его разведке обучим. Вон у него какой слух — любой шорох слышит.

— Что же, давай попробуем.

Мишка-печатник понимал, что говорят о нем, и внимательно слушал.

А потом началась интересная игра: Нил Тарасович уходил куда-то. Мишка не видел, куда, потому что Федя прикрывал ему глаза рукою. Когда он убирал руку, Нила Тарасовича нигде не было.

— Ищи! — говорил Федя. — Ищи дядю Нила! Нюхай воздух! — И Федя сам шумно тянул носом воздух.

Сначала медведь не понимал, что от него требуется, и Нила Тарасовича они находили вместе с Федей. Так повторялось несколько раз.

Наконец он пенял! И когда Федя сказал ему: «Ищи!», он сам бросился на поиски. Но Нила Тарасовича нигде не было. Мишка встал на задние лапы, подергал носом — Нилом Тарасовичем не пахло. Что делать? Тогда он стал слушать…

Тихо-тихо звенел воздух…

Где-то в глубине леса посвистывала птица.

Далеко в деревне стучали топором…

И вдруг за рядом маленьких сосен, что росли на краю опушки, еле слышно хрустнула ветка. Медведь замер на задних лапах, еще прислушался. Опять хрустнула ветка, тише прежнего.

Там! И медведь побежал на слабые, только ему слышные звуки.

Нил Тарасович лежал в снегу под пушистой елочкой, и Мишка с радостным рычанием бросился на него.

— Ура-а! — закричал Федя, который еле поспевал за медведем.

— Ну и смекалистый, тысячу дьяволов! — хохотал Нил Тарасович, стараясь побороть медведя.

Несколько раз безошибочно находил Мишка-печатник Нила Тарасовича, куда бы он ни спрятался. Находил то по запаху, то по звуку.

— Молодец, Мишка! — хвалил его Федя.

Обучение разведке продолжалось и на второй, и на третий день.

А на четвертый случился курьез.

Спрятался Нил Тарасович.

Приказал Федя:

— Ищи!

Мишка-печатник встал на задние лапы, подергал носом, прислушался и вдруг побежал совсем в другую сторону.

— Вот тебе раз! — расстроенно сказал Федя и побежал за медведем.

Мишка мчался к скирде прошлогодней соломы, что возвышалась у самого леса.

Федя отстал — уж больно быстро бежал Мишка-печатник.

Медведь завернул за скирду, и тотчас раздался визг и истошные вопли.

Что такое?

Федя добежал до скирды, завернул за нее и замер, пораженный: Мишка-печатник сгреб в охапку нескольких деревенских пацанов и легонько прижал их к скирде, не выпуская. Пацаны вопили.

Тяжело дыша, прибежал Нил Тарасович и расхохотался:

— Вот это номер, чтоб мне лопнуть! Враг задержан на месте преступления!

Оказывается, пацаны узнали, что медведя обучают разведке, прокрались сюда и спрятались за скирду, чтобы поглядеть.

Случай с пацанами окончательно укрепил за медведем славу разведчика. Теперь многие рабочие и красноармейцы приходили посмотреть на обучение медведя новому ремеслу. А однажды пришел сам начальник отряда, Федин папа, и хохотал вовсю.

Медведю очень нравилась новая игра, и он с нетерпением ждал каждый день Федю, чтобы идти на опушку леса и искать всех, кто спрячется от него.

Так Мишка-печатник стал разведчиком.

Еще когда красные уходили из Хомяков, был тут долгий и жестокий бой. И по сей день сохранились его следы: разбитая снарядами церковь, взорванный мост над рекой Соловой — только черные балки остались от него. В том бою на окраине села сгорела целая улица; от каких домов остались одни печные трубы, какие сгорели наполовину, а некоторые только снаружи обуглились — их, видно, успели залить водой. Но и в них почему-то не живут люди. Странной и неприветливой была эта мертвая улица на окраине Хомяков. Среди белого снега — головешки, печные остовы, черные дома…

Вот на эту улицу и забрел однажды Федя.

Ветер посвистывал в пустых печах.

Облезлый рыжий кот сидел на уцелевшем порожке полусгоревшего дома и смотрел на Федю трагическими умными глазами.

В куче пепла и кирпичей копались вороны, кричали, вырывали что-то друг у друга.

«Как здесь страшно…» — подумал Федя, и сердце его сжалось от непонятного, недоброго предчувствия.

И тут в дверях большого кирпичного дома, самого большого на этой улице, тоже нежилого, черного от копоти, с черными окнами без рам, он увидел мальчика лет десяти, большеголового, с широко раскрытыми и как бы застывшими глазами, бледненького, в грязном ватнике.

Мальчик строго, внимательно смотрел на Федю, потом поманил его рукой:

— Иди, иди сюда, — сказал он тихо.

Федя подошел, опасливо посматривая на мальчика. А тот все манил его рукой:

— Иди, иди…

— Ты что тут делаешь? — почему-то шепотом спросил Федя.

— Я уже их всех повесил, — сказал мальчик. — Но если ты хочешь, ты их тоже можешь повесить. Они оживают. Я их вешаю, а они оживают. — Он смотрел на Федю большими неподвижными глазами.