Сара Пеннипакер - Здесь, в реальном мире

— Иди сначала ты, — распорядился Вар, обращаясь к Джолин. — Увидимся в палате.

Он догнал женщину у самого выхода.

— Миссис Лемон, подождите.

Миссис Лемон обернулась. Нахмурилась.

Вар глубоко вздохнул и проговорил решительно:

— За что вы меня не любите? Бабушка сказала, чтобы я сам вас спросил.

— С чего вы взяли, что я вас не люблю, юноша? — Она скрестила руки на груди. Из-за её худобы и из-за желтизны костюма эти руки показались Вару двумя скрещёнными карандашами над ещё одним карандашом, потолще. И чувствовалось, что все карандаши остро заточены.

— Я думаю, вы сердиты на меня за то, что я за ней не присматривал. Что оставил её одну. Но я же не знал. О её состоянии. Если бы знал, я бы…

Миссис Лемон посмотрела на него изумлённо.

— Как ты мог не знать о состоянии родной бабушки?!

— Нет, ну я знал, конечно. Просто я не знал, что раз она старая, то её нельзя оставлять одну.

— Старая ?

Вар кивнул.

— Ну да, у неё же такое состояние? Старость.

— Старость ? У неё диабет, юноша.

— Диабет? У моей бабушки?

Миссис Лемон идеально выпрямила спину, поджала и без того поджатые губы. Вару показалось, что она спрашивает себя: «Как он мог не знать?» — и сама же себе отвечает: «Витает где-то там, в своём мире».

Но оказалось, что всё не так.

— Что за дикий бред? Тебе что, никто не говорил ? — И она возмущённо фыркнула.

Вар помотал головой.

— Нет, так просто нельзя . Это же всего-навсего диабет, ради всего святого, а не Чёрная Смерть! У меня уже двадцать лет диабет. У половины моих знакомых диабет. Они должны были тебе сказать.

Миссис Лемон снова скрестила руки на груди. На этот раз её тонкие руки и тонкая фигура в жёлтом костюме напомнили Вару солнечные лучи. Лучи справедливости.

— То, как с тобой поступили, — это просто нечестно, — продолжала она. — Ты не ребёнок, ты должен знать правду. Ненавижу несправедливость, а ты?

Велика-Важность была права: когда ты не один, гораздо легче.

Вар стоял перед дверью и сквозь стеклянное окошко смотрел в палату.

С ума сойти. Джолин восседает на кровати рядом с Велика-Важностью, прямо под плакатом «Уважаемые посетители! Просьба НЕ сидеть на кроватях». Между ними стоит банка чипсорешков, обе запускают в неё руки и хрустят так, словно их месяц не кормили.

Он открыл дверь.

— Точь-в-точь как бекон! — радостно объявила Велика-Важность, держа чипсорешек в свеженаманикюренных ноготках цвета фуксии. Она подмигнула Вару и похлопала по кровати — мол, садись.

Вар принципиально сел на стул.

— Ты разминулся с Ритой, Вар. — Велика-Важность слизнула с губы крошку. — Как раз мог бы выяснить то, что тебя интересовало.

Вар уставился на свои колени.

— Я с ней поговорил, — сказал он уклончиво.

— О, хорошо. И?

Вар сжал губы. Посмотрел на Джолин, потом на дверь.

Велика-Важность похлопала Джолин по руке.

— Сделай мне одолжение, ладно, дружочек? Пойди разыщи Франклина и скажи ему, что мне не помешало бы второе одеяло.

Джолин побежала выполнять поручение. Велика-Важность повернулась к Вару.

— И?

Он вцепился в подлокотники так, что пальцы побелели.

— И да, она была на меня сердита. И поделом. Ты плохо себя чувствовала, а я оставил тебя одну и пошёл в бассейн. И мне очень стыдно. Но почему ты мне не говорила, что у тебя диабет?

Велика-Важность стала разглядывать свои наманикюренные ногти.

— Она на меня больше не сердится, — продолжал Вар. — Теперь она сердится на тебя.

— Я так и думала.

— Это же всего-навсего диабет, ради всего святого. А не Чёрная Смерть.

Велика-Важность кивнула в знак согласия.

И тогда он понял.

— Это мама запретила тебе говорить мне, да?

— Она не хотела, чтобы ты волновался, пока был в Сансет-Палмс. Ей и так было не по себе оттого, что пришлось отправить тебя туда на лето.

— Но мне там нравилось! А мама обращается со мной как с маленьким ребёнком.

Велика-Важность развела руками — мол, что я могу сделать.

— Да уж, она тебя оберегает, это точно.

Вар поднял взгляд на монитор над кроватью. Экран был чёрным и безмолвным. Хорошо, что бабушке больше не приходится доказывать, что она жива. Но всё равно он чувствовал себя ужасно.

— Если бы я знал, я бы что-то делал, Велика-Важность. Я бы тебя оберегал…

— Да, Вар, конечно. Я в этом уверена. Просто, понимаешь, твоя мама… — Велика-Важность откинулась на подушку. — Зато, гляди, у меня два новеньких суставчика, и скоро я смогу плясать. Так что всё это уже не важно.

Но это было важно.

— Почему ты мне не сказала?

Мама захлопнула папку с бумагами и подняла на Вара удивлённый взгляд.

— Не сказала что?

Вар стоял напротив неё, с другой стороны стола. В животе у него ныло.

— Что у Велика-Важности диабет.

— А. Это. Просто есть вещи, о которых детям знать не обязательно, вот и всё.

— Я не ребёнок! И я должен был знать. Я же у неё жил.

Она снова раскрыла папку.

— Не понимаю, из-за чего весь сыр-бор. Сейчас-то ты уже дома.

Вар потянулся через стол и закрыл её бумаги ладонью.

— Я-то дома, а вот Велика-Важность — нет. Она упала из-за сахара в крови. Если бы ты мне сказала, я бы за ней присматривал, этого бы не случилось.

Тут его кольнула ужасная мысль.

— Это об этом ты жалела, да? В то первое утро, когда я спускался по лестнице, я услышал, как вы с папой разговариваете. И ты сказала, что тебе жаль, а папа сказал, что ты же сама не хотела. Ты жалела, что не сказала мне, правда?

Мама отвела взгляд.

— Конечно нет. Нет. Хотя теперь, если оглянуться… Но это неважно. — Она прижала палец к одной-единственной слезе в уголке глаза.

Эта единственная слеза пронзила Вара — не как сотня стрел, может, всего лишь как двадцать-тридцать, трудно подсчитать, когда истекаешь кровью, — но договорить было необходимо:

— Для меня это важно, потому что я чувствую, что это я виноват. И для Велика-Важности это важно. Если бы ты мне сказала, то, может быть, она сейчас была бы дома. Может, ей не потребовалась бы никакая операция.

Она вытерла глаза и еле заметно улыбнулась.

— Очень сомневаюсь. Ей давно уже нужна была замена суставов.

— А. Ну тогда ладно. Но мне одиннадцать с половиной. Если ты будешь меня от всего ограждать, я просто не выживу.

— В смысле?

— Меня расплющит. Если я не начну жить в реальном мире, жизнь наедет на меня и раздавит.

После этих его слов у мамы сделался такой испуганный вид, что Вар сам за неё испугался.