Сара Пеннипакер - Здесь, в реальном мире

Вар ощутил, что краснеет. Как же гадко и жестоко это тогда прозвучало. Сколько беспричинных обид он нанёс…

Джолин неслышно появилась в коридоре и метнулась мимо Вара на площадку пожарной лестницы, под неоновые вспышки вечно жаждущего фламинго.

— Прости, пожалуйста, — прошептал Вар. — Мне так жаль…

— Знаю. — Она вздохнула. — Мне тоже.

— Когда они шли по подъёмному мосту, то были похожи на святых, — Вар снимал и озвучивал одновременно.

И да, это не было плодом его воображения — гости и вправду походили на святых. Потому что объектив показывает, что каждый человек — особенный и неповторимый, даже если кажется самым обыкновенным. И ещё потому, что уличные фонари нарисовали всем нимбы вокруг голов. А также потому, что Вар прихватил из папиного пикапа набор светящихся палочек — и теперь мост светился, словно взлётная полоса, загадочно подсвечивая людей ещё и снизу.

Сначала появилась Эшли, с папой и с восемью одюбоновскими тётеньками. Вар снимал, как она помогает самой старой из них усесться на церковную скамью — словно устраивает в гнезде маленькую хрупкую птичку. Он положил камеру и подошёл представиться.

— Мне почти двенадцать, — сообщил он той выпрыгивальщице из кресла. — Практически уже .

Потом приехала его семья. Родители с двух сторон поддерживали Велика-Важность за локти, хотя она то и дело пыталась высвободиться. Следом шёл дядя Сай, выставив руки вперёд, готовый подхватить Велика-Важность, если она вдруг начнёт падать. И все они словно светились ещё и изнутри — помимо фонарных нимбов и светящихся палочек.

Мама пробиралась к свободному месту на скамье лицом к одюбоновским тётенькам.

— Вы смотрели фильм? Это мой сын снимал. Мой сын, Вар. Я его мама, — объясняла она каждой тётеньке в отдельности.

Услышав это в первый раз, Вар чуть не рухнул в ров. Услышав это во второй раз, он навёл на маму камеру, чтобы запечатлеть это экстраординарное событие, если оно вдруг повторится. Но когда мама действительно сказала это в третий раз, он опустил камеру. Чтобы между ним и светящимся от гордости маминым лицом не было никаких заслонов, даже камеры.

Когда мама уселась рядом с Велика-Важностью, он снова поднял камеру и на этот раз навёл её на Джолин. Только что она ходила проведать свои траншеи и попрощаться с папайями и обнаружила спелый плод. Она сорвала его, укутала в свою рубашку как младенца, а теперь несла по мосту, и Вар смотрел и видел, какая она особенная и неповторимая. Непохожая ни на кого на свете.

— Не хочешь позвать свою тётю? — спросил он, когда Джолин поравнялась с ним.

Она помотала головой и указала на подъездную дорожку со стороны живой изгороди:

— Вон идёт мой человек.

Она положила младенца-папайю на бортик купели и побежала навстречу миссис Ставрос — взять у неё из рук кувшин сока и помочь ей пройти по мосту.

Вар принёс стопку чаш для причастия и раздал гостям. Он зажёг свечи и вставил их в специальные отверстия на скамье, а потом снимал, как миссис Ставрос передаёт сидящим кувшин и как все наполняют крошечные стаканчики и знакомятся. Пляшущие огоньки свечей сверкали в стёклах витража, как драгоценные камни.

Вар повесил камеру на шею, подошёл к другому концу скамьи и сел рядом с Джолин.

— Почему ты мне никогда не разрешала ходить с тобой на этот твой рынок?

Джолин бросила взгляд в сторону «Греческого рынка».

— Когда она вернётся в Грецию, то оставит его мне.

— Классно! Но почему мне нельзя было с тобой туда ходить?

Джолин глянула на миссис Ставрос, подливавшую сок дяде Саю, и повесила голову.

— Потому что она — моя святая. Я боялась её потерять.

— Оттого, что я бы пошёл с тобой?!

— Для неё я самый любимый в мире человек. А больше ни для кого. Я боялась, а вдруг тебя она полюбит сильнее.

Онемевший Вар долго подыскивал слова, чтобы объяснить, что он ни за что бы этого не допустил. Но так и не успел их найти: у Эшли звякнул телефон.

Она глянула на экран и вскинула руку.

— Журавли только что пролетели над озером Таскавилла! Они будут над нами через десять минут!

Вар увидел, что с дальнего конца участка к ним пробирается Уолтер с фонариком в одной руке и банкой чипсорешков — в другой. И включил камеру. Сквозь объектив Уолтер тоже казался святым — но вообще-то Уолтер и всегда казался святым.

Он чмокнул Джолин в макушку и похлопал Вара по плечу.

— Вот теперь у тебя есть история, дружище.

Эшли снова вскинула руку:

— Осталось две минуты!

Все замерли.

Вар сложил руки на коленях и посмотрел вверх. Восходящая луна за облаками была почти идеально кругла, небо — тёмно-лилово. Он вспомнил похожие сумерки в начале лета, когда он лежал на дне бассейна, глядел на белую цаплю, разрезающую небо, и мечтал, чтобы рядом был кто-то, с кем можно этим поделиться.

Сначала до них донеслись крики — древнее, трубное журавлиное курлыканье.

Вар навёл камеру на небо, повернувшись к северу, — и вот наконец: сотня, две сотни, тысячи, и ещё, и ещё. Волна за волной, заполняя небо рядами, словно живые иероглифы. Воздух гудел от биения крыльев, а три королевские пальмы трепетали сразу всеми перистыми листьями, приветствуя птиц.

Вар встал со скамьи и побежал к краю развалин, не переставая снимать. Он направил камеру вниз, на ров, и в этот миг луна вышла из-за облаков, вода вспыхнула серебром, и журавли, пролетая, отражались в ней.

И Вар отражался в ней тоже.

Как будто, стоя на самой высокой сторожевой башне в мире, он вдруг увидел всю картину целиком.

Да, Уолтер прав: у Вара теперь тоже есть своя история. Но это не только его история — это ещё история журавлей, и участка, и Джолин, и Эшли, и всех, кто собрался здесь в этот вечер, потому что все их истории слились в одну.

Внезапно Джолин оказалась рядом с ним. Не думая, Вар свободной рукой потянулся к её руке. Нашёл. И затаил дыхание.

Джолин легонько сжала его пальцы. А потом сказала вслух ровно то, о чём он думал:

— Теперь это место святое.

Вар в ответ тоже сжал её пальцы и навёл камеру на последние ряды журавлей. Он знал теперь, что они чувствуют, эти птицы, которые добирались домой, как делали миллионы лет, зная, что там, куда они летят, их ждёт мягкая посадка. Вар точно знал, что они чувствуют, потому что в этот миг у него самого были крылья.

— Ух ты! — сказал он. Не у себя в голове, не шёпотом, а вслух, голосом, который слышен всем. — Смотри!

Сара Пеннипакер — американская писательница, автор прославленного «Пакса», мирового бестселлера, переведенного на русский язык в 2017 году.