Эдмунд Низюрский - Средство от Алкивиада

С этого времени он на каждом уроке обращался к нашей логике и сообразительности и не переставал дивиться тому, что мы не пользуемся наслаждениями, которые являются уделом высших умов. Конечно, наша скромность и юношеская застенчивость не позволяют нам этого, но он призывает нас расслабиться и свободно плыть в хрустальном бассейне знаний, к высвобождению, как он выразился, математических инстинктов, которые дремлют в нас скованные и замороженные. Он предложил свои услуги, заявив, что готов будить и тренировать их. С этой целью на следующий же день он вызвал к доске Засемпу и полчаса мучил его сложными задачами.

- Ты представь себе, что это не алгебра, а ребус, не задание, а игра, развлечение. Да ведь, собственно, алгебра, по сути дела, и является спортом и игрой для умов, склонных к точным наукам, - приговаривал он, загоняв парня до седьмого пота.

Затем он объявил, что Засемпа - это не отшлифованный алмаз. Ему, правда, не хватает номенклатуры понятий, но, по существу, номенклатура - это вещь наживная. Через неделю он его спросит еще раз, а пока что видит в Засемпе алмаз, достойный шлифовки.

Засемпа вернулся на свое место бледный, измученный и потрясенный этим открытием.

- Влипли, - заявил он. - Я говорил, что эти сопляки доведут нас до этого. Теперь Дядя будет меня шлифовать. Это меня прикончит.

В учительской Дядя стал поговаривать о развитом восьмом классе. Он стыдливо признавался, что наблюдает у нас математический перелом. На это Фарфаля заявил, что он уже давно наблюдает то же самое в области химии.

Несколько дней спустя нас атаковали со стороны иностранных языков, а также биологии и физики.

Только пан Жвачек и пани Калино твердо оставались на старых позициях. Жвачек изнурял нас грамматикой и приобщал к цивилизации. При этом он утверждал, что это очень длительный процесс - пройти все стадии развития от неандертальцев до учеников восьмого класса школы имени Линде. Он считал при этом, что мы пребываем в данный момент где-то в эпохе первичной обработки камня.

Пани Калино со своей стороны утверждала, что не может быть и речи о каком-либо изменении курса, пока мы не научились отличать Афин от антенн и монсунов от мопсов.

Некоторое время мы даже подумывали о приобретении средства от них, но все наши капиталы поглотило СОТА. Подавленные энергией пани Калино и ежедневно повергаемые в прах паном Жвачеком, если мы еще держались - то только благодаря СОТА. Поэтому мы и не жалели на него ни средств, ни времени.

Период БАБа длился непрерывно всю зиму и неожиданно закончился в ту памятную апрельскую пятницу, когда страшная весть поразила всех нас. Несмотря на предупреждение Засемпы, мы пренебрежительно отнеслись к надвигающейся на нас беде. Слишком уж хорошо все складывалось, и наша бдительность притупилась. А ведь можно было предвидеть, как все это кончится…

В тот трагический день урок прошел нормально, если вообще можно называть уроком тот дрейф, посвященный Цезарю. Пока ничто не предвещало близкой катастрофы. Стоики вывели Алкивиада на путь яростной дискуссии о государственных устройствах. Помнится, мы сравнивали строй римской и шляхетской республик.

Когда прозвучал звонок и стоики бросились к доске, чтобы свернуть карту империи Цезаря, Алкивиад остановил их движением руки и сказал:

- У меня есть для вас сюрприз. Завтра у нас не будет урока.

Конечно, сразу же поднялся радостный крик. Алкивиад опять поднял руку. Он уже выработал у себя этот жест Цезаря, после которого обычно воцарялась мертвая тишина.

- Дело в том, что нам представилась редкая возможность совершить увлекательную прогулку. Сегодня в Варшаву приезжает экскурсия исторического кружка школы имени Коллонтай в Элке, над которой, как вам известно, мы шефствуем. Пан директор решил, что один из наших классов в качестве проводника будет сопровождать гостей во время осмотра исторических мест и сделает необходимые пояснения из области истории. Вполне естественно, что такие объяснения может давать тот, кто отлично знает предмет, поскольку мы имеем дело не с простой экскурсией, а с экскурсией молодых историков. В создавшемся положении я и предложил… Восьмой Легион. Все это у вас еще свежо в памяти, а один день отдыха пойдет вам только на пользу.

В классе воцарилась та идеальная и ледяная тишина, которая бывает разве только в космических просторах. Впечатление действительно было космическим, и я лишний раз убедился, что в столь часто употребляемом писателями выражении относительно «вставания волос дыбом» нет ни капельки преувеличения. Я это испытал на собственной шкуре.

Алкивиад, видно, ничего не заметил и, внося запись об уроке в классный журнал, бодро продолжал:

- К сожалению, пан директор и пан Жвачек резко выступили против моего предложения. По-видимому, они все еще не прониклись доверием к вашему поведению, к вашим историческим познаниям и опасаются, что вы можете скомпрометировать школу.

Я облегченно перевел дух. Я почувствовал, как сердце мое опять начинает биться.

Стоики с радостным криком «Ура!» бросились к картам, но рука Алкивиада опять вернула их на места. Историк захлопнул журнал, снял очки и протер усталые глаза.

- Итак, директор считает, что вы недостаточно компетентны и можете скомпрометировать школу, но ведь недаром я выставил вам хорошие отметки и, пожалуй, лучше других знаю, на что вы способны… Поэтому я не снял своего предложения. Я полагал, что это хороший повод показать всем окружающим, что вы можете. Я особенно заинтересован в этом. Поэтому я и попросил директора, чтобы он лично сопровождал нас во время этой экскурсии и собственными глазами убедился в ваших возможностях. Пан директор в конце концов уступил, поставив только одно условие, чтобы с нами отправился ваш коллега Юлиуш Лепкий из десятого класса, который, как вы, наверное, слышали, является первым учеником. Пан директор доверяет ему и берет его с собой в качестве спасательного круга, на тот случай, если вы подведете. Его можно понять, потому что он заботится о поддержании авторитета школы перед лицом гостей из Элка, но ведь мы с вами знаем, что меры предосторожности здесь излишни. Катон свидетель этому. Итак, я напоминаю. Завтра приходите без портфелей. Выступаем в десять.

В первую минуту мы все были настолько напуганы, что хотели сразу же во всем признаться. Просто встать и крикнуть: «Не делайте этого! Этого нельзя делать!» Но крик застрял у нас в горле.

Алкивиад вышел из класса, а мы были так ошеломлены, что впервые за столько месяцев он вышел один.