Эвелине Хаслер - Адам, Сюзанна и другие герои

В деревне мать считалась одной из самых красивых женщин. С тех пор как они переехали в город, волосы ее утратили блеск, а под глазами легли темные круги.

— Тебе нездоровится? — спросил ее на днях отец.

— Да так, немного устала. — Она провела рукой по лбу, как бы отгоняя невеселые мысли. — Работа в универсаме доканывает меня. Просто еще нет навыка. Скоро все будет получаться автоматически.

Мать работала только до обеда. Но уже после десяти часов большой универсам напоминал растревоженный улей! И мама сидела как раз в том месте, где люди стекались в огромные очереди, — за одним из восьми кассовых аппаратов!

Однажды Нелли постояла около ее крутящегося стула и все внимательно изучила. Товары подавались к ней на ленточном транспортере: кремы для обуви, говяжьи языки, туалетная бумага, пачки маргарина. С помощью ножной педали она останавливала ленту. Правой рукой нажимала на клавиши с цифрами, а левой поворачивала товары к себе той стороной, где была указана цена, после чего перекладывала их один за другим в металлическую тележку. Когда все цены на товары были пробиты, она нажимала правой рукой клавишу «сумма» и отрывала чек; левая рука отталкивала наполненную тележку в сторону и подтягивала к кассе пустую. Уфф, у Нелли от одного наблюдения за всем этим голова пошла кругом.

Порой мама начинала нервничать. То она не могла найти ценник, то нажимала не ту клавишу. В таких случаях люди в очереди проявляли беспокойство, некоторые даже ворчали.

— Со мной поначалу тоже такое случалось, — успокаивала ее кассирша слева. — Только не надо волноваться.

Иногда мама даже во сне продолжала отбивать чеки, она ворочалась, бормотала: «Один франк восемьдесят пять! Сто шестьдесят три!» — пока папа не начинал ее тормошить, чтобы она успокоилась.

— Хватит того, что ты днем работаешь, за сны тебе никто не заплатит, — говорил он.

С каждым днем она все увереннее обращалась с кассовым аппаратом, все больше цен знала наизусть.

Да, мама у Нелли была упорной, за что бы ни бралась — всегда своего добивалась. А главное — умела постоять за себя.

И даже тех, кто оборачивался ей вслед и шушукался, она умела поставить на место: вот что особенно поражало Нелли. Недавно при ней две женщины в автобусе перешептывались: «Посмотри-ка вон на ту толстушку! Не мешало бы ей поменьше есть!» Мать повернулась к ним и приветливо улыбнулась. У тех кумушек просто челюсти отвисли.

Нелли так никогда не сумеет! Если кто-то кричал ей вдогонку: «Тумба» или «Жиртрестина», она переживала. Нелли ведь тоже была упитанной.

Нет, конечно, не такой, как ее мать, но ведь у десятилетней лишние килограммы больше бросаются в глаза. Мать была выше ростом и уже поэтому выглядела стройнее. Нелли же, напротив, казалась себе, с какой стороны ни глянь, неуклюжей и расплывшейся. Как раз вчера она опять в этом убедилась!

Они обошли с мамой три магазина, но нигде не смогли купить ей джинсы. Для детских размеров она была слишком велика, а для женских — слишком мала. Обычные брюки, которые они в конце концов купили вместо джинсов, сидели плохо. Над поясом образовалась колбасина.

«Сарделька» — так порой дразнили ее еще деревенские одноклассники.

Чего тогда было ждать от городских?!

— Ты ведь не боишься? — спросила мама за завтраком в первый учебный день.

Нелли ничего не ответила: кусок хлеба застрял у нее в горле. Мать смотрела на нее озабоченно.

— Ты ведь всегда хорошо училась.

— Само собой… — Нелли запила какао с трудом проглоченный кусок.

— Тогда какие проблемы?

— А вдруг надо мной будут смеяться?

— Если начнут допекать тебя, ты должна показать зубы. С самого же начала, слышишь? Это отобьет у насмешников охоту, вот увидишь.

Нелли кивнула.

— А если кто из учителей что-нибудь скажет?.. Как тогда, в деревне, перед каникулами учитель Маттле сказал, чтоб я не увлекалась леденцами на палочке, от этого, мол, толстеют…

Мамины глаза заблестели. На переносице пролегла глубокая складка.

— Маттле! Дубина неотесанная! Да что он в этом смыслит! Будто дело в леденцах — в нашей семье это наследственное. У всех у нас лишние килограммы. Особенно у женщин. Видела б ты мою бабушку! С маминой стороны!

— Мою прабабушку?

— Да, которая из Голдингена. Знаешь, сколько она весила? Сто одиннадцать кило! «Видная личность», — говорили люди. С огромнейшим уважением говорили они это про твою прабабушку. А работать она могла за троих! Когда ее муж безвременно ушел из жизни, она, не долго думая, взяла в свои руки управление всем подворьем. А слуг туда-сюда гоняла — чисто фельдфебель!

Нелли представила себе прабабушку, женщину-великаншу. «Вот бы и мне такой сильной стать, — подумала она. — Тогда б мне нечего было бояться. Сверкнула бы глазами, и все бы языки проглотили. Стоило лишь мизинцем пошевелить, чтоб у всех поджилки затряслись. Прикрикнула бы разок и…»

— Ешь, Нелли…

Нелли вяло жевала бутерброд. Капля клубничного джема упала на платье.

— Осторожно! — крикнула мама.

Это ведь она сама сшила платье. На папиной фабрике дважды в неделю распродавали различные ткани с дефектами. Мама выбрала материю в эдакую розоватую крапинку, поскольку считала, что нежные тона особенно подходят к Неллиным каштановым волосам. Но Нелли розовый цвет не нравился. Он какой-то поросячий! И как назло, именно это платье она должна была надеть в первый учебный день.

— Оно тебе больше идет, чем брюки, — сказала мама. — В нем ты выглядишь свежо и мило.

Час спустя тридцать пар глаз изучающе разглядывали Неллины платье, волосы и лицо.

Нелли стояла перед классом; учительница положила ей на плечо руку, словно хотела защитить от чего-то.

— Это ваша новая одноклассница, — представила она Нелли. — Где у нас свободное место?

Никто не откликнулся.

Все лишь молча глазели.

Глазели, как рыбы, которые тычутся тупыми носами в стекло аквариума.

— Ну и толстушка! — прошептал мальчик в первом ряду.

Учительница, уже немолодая женщина по фамилии Трудельбек, пропустила это мимо ушей.

Не взгляды, а ледяные иглы. Они слегка покалывали. Щеки у Нелли запылали. Кто-то уронил на пол карандаш.

Нелли услышала, как одна девочка тихо сказала другой:

— Вот бы мне такие волосы.

А соседка ответила:

— Жаль, что толстая, а лицо у нее хорошенькое.

Учительница торопливо откинула со лба вьющуюся прядь — у нее их было по меньшей мере сотня, таких прядей, тронутых сединой и плотно облегавших голову — как шапка.