Олег Шатков - Ни-чё себе!

Я находился в командировке в одном приазовском городке. Море, июль, теплая, густая, влажная южная ночь. Иду по аллейке в общежитие. Ярко блестит в придорожных огнях обмытая на ночь улица, движутся под ногами тени акаций, и кажется — идешь по зыбкому неустойчивому настилу. Оглушительно трещат кузнечики, сверчки, цикады. Тротуар является границей местного парка, но самого парка не видно, его заслоняет темная глухая стена зарослей. Отблеск фонарей не пробивает стену, а лишь усиливает ее монолитность, неприступность и черноту. И вот из этой черноты несется звон, непрерывный звон, тот, которым сопровождаются телевизионные фильмы, когда показывают ночь, лето, степь.

Постепенно мне стало казаться, что из общей звуковой кутерьмы выделяется звонкий стрекочущий голос. Я остановился. Да, все правильно: стрекочет молодец, и где-то рядом. И не кто-нибудь — сверчок. Хлопнул себя по карманам — коробочка на месте. Медленно двинулся вперед. Слышу — голос «идет» впереди меня. Прибавил шагу и вижу: ползет по тротуару этакое, чуть больше кузнечика, и оглушительно сигналит.

При виде сверчка сердце мое дрогнуло. Поначалу я хотел его тут же схватить и сунуть в коробочку, так как был научен опытом: очень уж осторожны эти создания, очень уж быстро и искусно прячутся. Сколько потратил я времени, чтобы хоть увидеть сверчка, но так и не пришлось. Кажется, рядом сверчит, под ногами: чуть пошевелишься — он тут же замолчит, чтобы через минуту-другую застрочить снова где-нибудь в стороне. И все сначала.

Но этот ночной певец вел себя не «по правилам». Он не прятался, более того, громко обращал на себя внимание. Не стал я сажать его в коробку, решил посмотреть сначала, каким образом сверчок трещит. Посмотрю, выясню, а потом и коробка пригодится. Оглянулся — на тротуаре ни души до самого его конца и начала. Опустился на колени и таким образом медленно-медленно пополз.

Одновременно представил, вот вернусь из командировки, раскрою коробочку — первым подлетит, конечно, Ромка:

— Ниче себе! Пап, а что это такое?

— Не «что», а — кто. Сверчок.

— Сверчок?! Ярошка, Ярошка! Иди сюда! Папа сверчка привез! Живого!

Ярошка появится не спеша, вроде его сильно и не интересует известие.

— Ну какой еще сверчок?

— Да вот! Вот! Смотри!

Ярослав подойдет к столу, заглянет в коробочку и не выдержит:

— Ого! Экземпляр!

— Я же говорил! А где он у нас жить будет?

— Да тише ты! Как ты его поймал?

Вот это уже профессиональный разговор. Ни я, ни Ромка вместе взятые не затратили и сотой доли времени, которое отдал старший сын поиску сверчков. Он часами, иногда до глубокой ночи, просиживал около дразнящих сверчковыми песнями щелей. Он был единственным из нас счастливцем, который видел если не всего сверчка, то его усы.

Но, если сейчас я тоже мог вволю насладиться видом внушительных усов, то понять, как сверчок стрекочет, не мог никак. Тротуар усыпан частыми пятнами непрерывно движущихся теней, и, несмотря на то, что я почти вплотную придвинул лицо к сверчку, мои глаза не могут приспособиться к чередованию светлых и темных пятен.

Через некоторое время насекомое остановилось около высокого для него обрывчика и начало задумчиво шевелить усами. Теперь его рассмотреть было легче. Я положил рядом с ним, на всякий случай, коробочку и стал разглядывать торчащие вверх «коленки», редкие, но крупные зубчики на ножках. От созерцания меня отвлек короткий разговор.

— Пьянь, — категорично сказал женский голос.

— Не-е, — прозвучал задумчиво мужской. — Не похоже. Вы на его координацию посмотрите. Больной должно: быть.

Я поднял голову. Наша небольшая компания уперлась в перекресток. Сверчок остановился около придорожного бордюра. Пульсировал желтый свет, и сверчок словно бы размышлял: ползти дальше или нет. Вплотную к тротуару, точнее, к прилегающему к нему газону, накренившись в мою сторону, медленно полз автобус. Его пассажиры с любопытством разглядывали меня.

Интерес к исследованию у меня тотчас пропал. Протянул руку, чтобы прибрать сверчка и цапнул пустое место. Вот тебе раз! Куда же ты делся? Ну, конечно же, сюда. Придорожный бордюр сложен из блоков, между ближайшими ко мне зияла щель. Заглянул — ничего не видно, чернота; дернул блоки — монолит, трактор нужен.

«Ненормальный», — вновь донесся до меня категоричный голос. Автобус взвыл. Там проблему разрешили. Что ж, надо и мне решать. Пропал сверчок. Я захлопнул не нужную теперь коробочку, сунул ее в карман и побрел к себе…

Долго не мог уснуть. Обидно. Можно сказать, в руках был сверчок. Представлял, что скажут ребята. Ромка покачает головой и пожалеет:

— Что же ты?..

А Ярослав поставит точку:

— Эх! Так я и знал.

Мне оставалось только ворочаться и ругать себя за излишнюю любознательность, В довершение всего гнали сон врывающиеся в комнату через открытое окно свист, щебетание и треск насекомого племени, раздражал тусклый зеленоватый свет от ртутного фонаря, зависшего где-то высоко над крышей. Я встал, чтобы захлопнуть створки окна, и вдруг слышу, скребется кто-то — громко и настойчиво. Откуда? Нащупал впотьмах брючину, сунул руку в карман — коробочка. Открываю — сверчок!

Он выполз на ладонь и стал шевелить усами, «оглядываться». Да, в таких потемках трудно определить, где ты находишься. Но сверчок сориентировался. Я почувствовал упругий толчок в палец, темная точка мелькнула в проеме окна и исчезла в палисадниковых зарослях. Вот теперь уж действительно все. Но от недавней обиды и огорчения не осталось следа. Я снова лег и неожиданно быстро уснул. Засыпая, видел ребячьи лица. Ребята улыбались, они все понимали.

А в коллекции нашей до сих пор над наклейкой «сверчок» пустое место.

Хлопает входная дверь.

— Пап, ты дома?

Запыхавшийся Ромка врывается в комнату, в руке у него зажата тяжело отвисающая тряпица.

— Во, смотри! — Ромка разворачивает тряпицу.

— Ниче себе! — восхищается подошедший Яроша. — Змея!

— Сам ты змея. Гусеница! — Ромка радостно смотрит на меня.

По моей спине проходит холодок, такой гусеницы я еще не видел: ярко-зеленая, гладкая, по бокам, как иллюминаторы на корпусе корабля, оранжевые пятнышки, переходящие в красные, а затем в синие ободки. А главное — величина — сантиметров десять, наверное, и сзади внушительный рог. Красавица!

— Молодец! Где взял?

— Пацаны во дворе нашли.

— Узнал, где?

— Нет, — голос сына тускнеет.