Юлия Шифрина - Я — хорошая девочка

— Так пусть она скорей идет нянчить Бореньку.

Волнуясь, я иду вслед за ней в комнаты. Иду не по полу. По каким-то пушистым цветам, выбирая, куда ступить ногами, боясь наступить на бутон. Столько комнат! И все разные. Но вот в беленькой колясочке сидит лупоглазый розовый мальчик и надрывается от крика.

— Подними его, — говорит Роня.

Я поднимаю визжащего мокрого мальчика и с трудом удерживаюсь на ногах.

— Походи с ним.

Я хожу из угла в угол, уже не боясь топтать пышные букеты под ногами.

Но ребенок не унимается.

— Ты его покачай. А петь ты умеешь? Спой ему песенку. Привыкнет, успокоится.

Я умею петь. Но не знаю, какую песню спеть. Да и боюсь. Мне жутко, не до пения.

— Не знаешь песен?

Я робко начинаю:

— Что это за песня? Какую-нибудь другую.

Нет, я не знаю песен. Я знаю только те, которые поют мои сестры за работой. Я молчу. Роня сердится.

— Ты что молчишь? Какая-то ненормальная. Честное слово.

Я сдерживаю слезы. И все хожу, хожу с ребенком. Уже дрожат ноги. Не могу разогнуть спину. Ребенок весит сто пудов. Я с трудом переступаю ногами и тут замечаю, что он уснул. Останавливаюсь со спящим ребенком возле Рони, и она медленно его забирает. Спина у меня ноет.

— Возьми пеленки. Ты имеешь понятие, как их стирать? Нет? Вот так помощница! Вижу, будет одно мучение! Иди к Дарье. Она тебе покажет. А сама пусть выбьет ковры.

Я не знаю в этом доме ничего. Где искать прислугу Дарью, что такое ковры и зачем их бить?

Но я иду. С трудом нахожу кухню. Тетя Циля, увидя меня, улыбается, качает головой:

— Иди сюда, горемыка, поешь супу. Это суп, знаешь, какой? Ешь скорей.

— Тетя Роня велела пеленки стирать.

— Велела? — кричит на всю кухню тетя Циля. — Мне это очень нравится. А кушать она не велела? Этого она не вспомнила? Пусть подождет. Садись.

Я улыбаюсь бесстрашию тети Цили. И я ем вкусный, какой-то желтый суп и никак не могу наесться.

— Ну, а теперь иди к Дарье. Она тебя будет учить.

На черной лестнице к нам спиной стоит широкая коротенькая женщина и чистит подсвечники.

— Дарьюшка, вот Юдася, научи ее пеленки стирать.

Дарьюшка поворачивается, и я вижу молодое, веселое лицо с синими глазами. Она улыбается мне, показывая два передних белых зуба.

— Оставь пеленки, я мигом. Другой раз научишься, — говорит она.

Я расцветаю. Отдаю узел и сажусь на ступеньку. Сижу минуту, потом спохватываюсь:

— Дайте, тетя, я подсвечники почищу, вот увидите, как я умею!

— Давай, давай показывай.

И я чищу подсвечники и думаю, что не так уж страшно отрабатывать квартиру, когда есть такие хорошие тети. И мне даже жалко маму, которая думает, что мне здесь плохо. В каком доме я живу!

…Потянулись дни в чужом доме. Как наступает утро, чищу дверные ручки, скребу лестницу, качаю мальчонку, таскаю его, выливаю помои и все время жду новых окриков, нападок, ругани. Хозяйка кричит, что я ничего не успеваю. Как только я присяду на краешек табуретки, сразу слышу:

— Расселась, как принцесса! Тебе мало ночи? Теперь ночь, как год. Ты не видишь, что кругом делается?

И как бы быстро я ни вскочила на ноги, она обязательно толкнет меня в спину таким острым кулаком, что летишь к стене. Меня дома не били. Я была самая младшая. Глотаю слезы и снова хватаюсь за дела.

А тут еще новое горе. Целый день пот градом катится по лицу, заливает солью глаза — щиплет, ничего не видишь. Волосы сбились паклей, не расчешешь… Некогда. Борька тяжелый, приходится держать двумя руками, да еще выпятив живот. А если его на минуту положить или прислонить, чтоб вытереть пот, он опрокидывается — гвалт, крик.

— За что тебя кормить? Толку от тебя никакого, — кричит хозяйка.

И я бьюсь, чтоб был толк. Чтоб отработать квартиру.

Особенно беспокоюсь, когда приходит мама. Зачем она приходит, когда нельзя уйти с ней домой? Хозяйка начинает жаловаться на меня. Тетя Циля — хвалить. Крик невообразимый. Лучше б не приходила. Однажды мама встречает меня на улице с огромным бидоном керосина. Я держу его двумя руками за верхнюю ручку. Понесу несколько шагов и остановлюсь.

— Боже мой! — пугается мама. — Тебе же тяжело!

— Нет, ничего, — силюсь я улыбнуться.

— Как можно ребенка заставлять носить такую тяжесть? Пропала девчонка, — говорит мама, глядя мне вслед. Затем спохватывается: — Дай я помогу. Понесем вместе.

Перед летним праздником «швуес» день яркий, солнечный. Я с утра песком натираю ступеньки на черной лестнице. А потом ношу Борьку. С каждым днем он все тяжелее и тяжелее. А за окном мои подружки в траве укачивают тряпичных кукол — легких и послушных. И пустырь с теплыми пыльными лопухами кажется мне навек потерянным миром.

Дом гудит от праздничных приготовлений. Тетя Циля с хозяйкой с утра на рынке, и некому мне дать еду. Мальчик уснул, и я принимаюсь за чистку овощей. Меня всю качает. Вскоре Роня несет мне проснувшегося ребенка.

— Возьми, портниха пришла.

Борька порывается обратно к матери, и я не удерживаю его, роняю на пол.

Роня хватает ребенка и с криком «убила!», «убила!» убегает с ним.

Слышно, как она кричит, жалуясь мужу, хотя мальчик давно молчит.

А мне хочется есть, перед глазами плывут круги, и я плачу, сидя на табуретке в кухне.

— Что ты, в гости приехала? Все дела переделала? — спрашивает вернувшаяся хозяйка.

— Она уже все сделала — чуть не убила твоего единственного внука, — кричит из комнаты в открытую дверь Роня.

— Что? Горе мое! — И хозяйка тяжелой рукой бьет меня по лицу.

Дарья кричит:

— Девчонку убивают. Аспиды!

На крик влетает тетя Циля.

— Чтоб вам добра не было! Сейчас брошу все: ваши кугели, рыбу, пироги, торты. Пропадай все пропадом, чтоб я вас кормила. Уж им эта каторжница не угодила!

Входит Ронин муж реб Мотл с Борькой на руках. Ребенок тянет ко мне ручонки.

— Тебя надо было сейчас же выгнать, но сегодня не такой день. А вы, Цилия, что так расстраиваетесь? Никто ее не трогает. Кому она нужна? Упаси бог, что-нибудь испортите. Вы знаете, кто у нас будет в гостях? Ах, Циля еще не знает. Надо ей сказать.

— Какое мне дело? Все исчезает, как в прорву. Но, с меня хватит. Я все бросаю… — непримиримо отвечает тетя Циля.

Я срываюсь с места и выбегаю на улицу. Рядом — заветный пустырь. Прячусь в густом пыльном бурьяне и тихонько всхлипываю, вдыхая милый запах травы.

И вдруг я вижу маму. Она идет к хозяйке. Собралась навестить меня. Нашла время! Что теперь будет со мной? С мамой? С квартирой?

Я не успеваю додумать, как вижу: мама поспешно выходит из дома хозяйки. Прощается с тетей Цилей.

Мама проходит совсем близко, и ее лицо нахмурено. Хромает она что-то больше обычного.

Я со всех ног бросаюсь в дом и бегу на кухню к тете Циле.