Юлия Шифрина - Я — хорошая девочка

Я уже ничего не чувствую. Мы с мамой едем к фельдшеру в соседнее местечко. Один фельдшер на всю округу. Едем на подводе кузнеца Меера, который везет своего больного сына: у мальчика Ицыка раздуло живот, и учитель сказал, что у него в животе что-то может лопнуть.

Меер торопит извозчика. Комья снега летят в мое лицо, а я думаю о фельдшере: я его уже видела однажды. Он приезжал к одной девочке на нашей улице. Мы все бегали смотреть и вслед за фельдшером набились в комнату. Он большой как медведь. Девочка лежала на лежанке. У нее что-то клокотало в горле. Фельдшер долго осматривал девочку, потом покачал головой:

— Эх, погубили ребенка!..

А что, если он сегодня и про меня так скажет!

Со встречных подвод нам кричат:

— Меер, куда, дружище?

Все знают кузнеца Меера, все ему улыбаются. Но он не останавливается. Скорей, скорей!

Вот и дом фельдшера. В комнате стоят и сидят много людей. Скамьи все заняты, некоторые разместились на полу. В углу плачет грудной ребенок. Женщина кормит его разжеванной кашицей из черного хлеба.

Фельдшера нет. Он еще вчера уехал в дальнее село — за двадцать верст.

Уже вечереет.

Рядом с нами на полу сидит женщина. На коленях у нее мальчик лет четырех. Глаз у него завязан. Сквозь повязку сочится кровь. Отец спьяну бросил вилку в мать, а попал сыну в глаз. Тихо стонет девушка в большом клетчатом платке. Рука у нее распухла, как колода.

— Порезала руку, — рассказывает она маме. — Лечила, как все. Присыпала землей. Паутину прикладывала… — Она с трудом шевелит воспаленными губами.

Мама вздыхает:

— Посмотришь чужое горе — свои несчастья не такими тяжелыми кажутся. Не дай бог!

Ицык кричит так, что у меня по спине бежит что-то ледяное.

Меер сокрушенно вздыхает и носит его вдоль стен, показывая картинки.

Уже совсем темнеет. Запрягают лошадей. Меер решает ехать еще за двадцать верст в больницу.

Женщина с раненым в глаз ребенком поднимается и с надеждой смотрит на Меера.

— Возьмите меня, добрые люди! Пропадет мальчонка! Заплатить нечем.

Меер мечется с сыном по комнате и ничего не отвечает.

Но вот возчик говорит, что подвода готова. Меер торопится, заворачивает сына в одеяло. Затем кричит женщине:

— Долго будешь тут собираться? А ну, давай быстрей! Немалый путь. Хоть бы довезти живого! — и обращается к девушке: — И ты собирайся!

Мы остаемся ждать фельдшера.

Я уже засыпаю на маминых коленях, когда слышу какой-то шум. Приехал фельдшер. Я спохватываюсь. Мы с мамой становимся ближе к дверям.

Фельдшер прошел, не взглянув на нас. Я боюсь идти к нему. Мама меня успокаивает:

— Я у него ногу лечила. Он добрый человек. Мы входим.

Фельдшер такой большой, что занимает полностью маленькую комнату с белым шкафчиком. Пахнет сухой малиной.

Он посмотрел мою рану во рту и спокойно спрашивает маму:

— Это вы лечили зуб?

Мама, нахмурившись, молчит.

Я хочу сказать, что нет, не мама. Но он мне вложил в рот вату с какой-то мазью.

Приходится только мотнуть головой.

— Вы — дикари. — Его седые усы двигаются. — Возьми полосканье… Хотел бы я знать, кто это сделал! — кричит он и моет руки.

Я думала, что он побьет маму.

Мама достает деньги и протягивает фельдшеру пятьдесят копеек.

Фельдшер, не поднимая глаз, говорит:

— Не выдумывай! Оставь! Куда на ночь глядя денетесь?

И вдруг кричит кому-то:

— Феклуша! Дай им чаю и уложи в боковушку. Домой завтра поедут.

Мама взволнована:

— Дай вам бог…

Но фельдшер громовым голосом прерывает ее:

— Тебе много бог дал? Идите, отдыхайте. Не забудьте мазать, — и неожиданно тихо добавляет: — Ну, сын пишет? Как нога?

Я уже поправляюсь, но еще живу дома. Сколько раз приходит тетя Циля, столько раз приносит коржики. Хватает не только мне. Она заставляет маму при ней скушать хотя бы один.

Тетя Циля рассказывает:

— Теперь хозяйка как шелковая. Дарья бросила и ушла. Скорей приходи!

Сколько же мне осталось там жить? При мысли, что надо снова идти к хозяйке, мне хочется куда-нибудь убежать. Мне все кажется чужим, а я сама — отрешенной от этой жизни. Вот если б совсем домой — все было б иначе. Как я раньше не замечала, что дома хорошо!

Отец на этот раз приходит домой не в пятницу, а во вторник.

— Не заболел ли, упаси бог? — суетится мама.

— Нет. Сам даже не знаю, как и рассказывать. Прискакали в усадьбу военные. Все шепчутся. Потом управляющий нам заплатил за работу и велел по домам. Первый раз такая суматоха. Даже не сказал, когда снова являться.

Отец угрюм и расстроен. Подает маме деньги. Он уже давно отдает весь заработок.

— Так ничего и неизвестно, почему появились военные? — спрашивает встревоженная Соня.

— А тебе зачем? Мало ли что у господ случается. Нам какое дело вмешиваться? Сын хозяина и еще трое…

Отец греет у печки озябшие руки, хлопает себя по бокам, чтоб согреться. Затем, задумавшись, говорит:

— Пойди угадай! Когда будет заработок, когда нет. Какая-то кутерьма.

Я вижу, как поспешно куда-то уходит Соня с Геней.

— Первый раз вижу напуганных богачей. Что там такое могло случиться? — задумчиво говорит отец.

— Если бог захочет… и на них погибель может прийти, — отвечает мама. — Не думай…

Отец лег спать. Мама ждет сестер и, по обыкновению, дерет перья.

Завтра мне опять уходить к хозяйке. Я сижу возле мамы.

— Эх вы, ничего не знаете! — весело кричит Соня, появившись в дверях. Лицо ее пылает. — Царя сбросили! Слыхали такое дело? В Петербурге революция. Свобода! Слышите? Завод остановился. Поздравляю! — И она бросается маме на шею.

— Сумасшедшая! — испуганно шепчет мама, плотнее закрывая дверь. — Как это может быть? Посмотрите на нее. Не смей говорить это вслух. Стены уши имеют. Такое сказать! — Мама прислушивается.

— Мамочка, это можно вслух! Царя н-е-т!!! — кричит Соня на всю квартиру. — Какое счастье!

С улицы доносится многоголосый гул… Вдруг в этот поздний час раздается удар церковного колокола.

— Что это, пожар? — вскакивает отец.

— Янечка, царя сбросили с трона, — говорит мама.

Папа несколько минут молча глядит на маму.

— Так чего ты обрадовалась? Чем он тебе мешал? Вот богачи увидят, что мы радуемся, и рассердятся — где мы возьмем работу? Об этом ты подумала? Жили спокойно…

— Янечка, все радуются! Хуже нам не будет. Как все, так и мы… — робеет мама, и ее уверенность куда-то уходит.

— Кто это — все? Хотел бы я знать. Бедняку нечего радоваться. Кому я буду шубы шить?

— Мне шубу наконец сошьешь? Гене, Фейгеле, Рейзл, Буне… Довольно ходить в отрепьях! — весело кричит Соня, обнимая отца.

— А, лишь бы болтать! — Отец отстраняет Соню и поднимается. — А где мы на это возьмем денег? Давайте спать. Чепуха! Не о чем говорить. Бедняку всегда хуже…