Грейс Лин - Когда море стало серебряным

– Идём, внучка Сказительницы. Твоя помощь тоже понадобится.

Пиньмэй кивнула и сама, не держась за руку Ишаня, забралась на драконью спину.

Прежде чем приступать к работе, каменотёс дождался, пока Ама проснётся. Он следил, как она открывает глаза, но, к его огорчению, глаза эти сразу наполнились слезами.

– Ничего, ничего, – отмахнулась она, смахивая слёзы. – Просто мне приснилась внучка, а потом я проснулась и увидела, что мы по-прежнему в темнице…

– Знаю, – сказал каменотёс и взял её за руку. В его глазах тоже стояли слёзы. – Иногда я не уверен, что лицо, которое я помню, – это и впрямь лицо моей дочки.

– Лишь бы только они обе были в безопасности, – сказала Ама, роняя слезинку.

– Друг мой, – сказал каменотёс, – может быть, на это и не стоит рассчитывать? Вы жили на горе́, потому что хотели, чтобы ваша внучка всегда оставалась в безопасности. Однако опасность настигла вас даже там. Поистине, самое безопасное место на земле – темница.

Ама подняла взгляд на каменотёса и медленно кивнула головой.

– Вы мудрый человек, – сказала она. – Гораздо умнее меня.

– Вовсе нет, – он покачал головой. – Я простой каменотёс.

– В этом я сомневаюсь, – сказала Ама, восхищённо наблюдая, как ловко он управляется с резцами. – Вы настоящий мастер…

– Ну что вы, – махнул рукой каменотёс. – Вот если бы у меня были мои собственные любимые инструменты или хотя бы хороший резец… вот тогда, может быть, я сумел бы вытесать что-нибудь достойное вашей похвалы.

– Мастером вас делает ваше искусство, а не инструменты, – сказала Ама. – Это как в истории про живописца Чэня и его волшебную кисточку.

– Такой истории я никогда не слышал, – сказал каменотёс. – Расскажите!

Давным-давно жил-был мальчик по имени Лян, который мечтал стать художником. Да только мечта казалась несбыточной, ибо был он всего-навсего сыном бедного рыбака. И всё же Лян рисовал каждую свободную минуту, везде, где только мог. Все места, где он бывал, были покрыты его рисунками.

Больше всего на свете Лян мечтал о кисточке. Часто, улизнув из дома, он заглядывал в мастерскую к местному умельцу, наблюдал, как тот мастерит кисти и тушечницы, и надеялся, что однажды какая-нибудь кисточка выйдет неудачной и тогда он сможет взять её себе. К несчастью для Ляна, ему ни разу ничего не досталось – ни шерстинки козьего меха, ни обломка чернильного камня.

Но однажды Лян оказался один в отцовской лодке. Вместо того чтобы следить за сетями, как ему было поручено, он взял припасённую бамбуковую палочку и стал рисовать ею на дне лодки, обмакивая в воду. И как же он удивился, когда лодка вдруг сильно дёрнулась и закачалась и одновременно с этим откуда-то снизу донёсся жалобный вскрик.

Лян свесился за борт. Там, под водой, оказалась девушка! Её волосы запутались в сетях, и она, пытаясь высвободиться, билась с такой силой, что тянула за собой лодку. Мальчик выхватил нож и отрезал волосы. Освобождённая, девушка сразу уплыла, даже не взглянув на своего спасителя. Он успел лишь заметить, что вместо ног у неё – рыбий хвост.

Лян почесал затылок, готовый поверить, что всё это ему привиделось. Но когда он начал вытягивать сети, то увидел в них запутавшиеся локоны. Вытащив одну прядь, он подивился её мягкости и нежности. Волосы были такими гладкими, словно сами состояли из воды. Недолго думая, Лян шнуром от сети примотал локон к своей бамбуковой палочке и воскликнул:

– Какая чудесная кисточка!

Кисточка и впрямь оказалась чудесной. Однако Лян понял это лишь тогда, когда макнул её в воду и нарисовал на своей лодке лягушку. Едва он закончил, как лягушка, к его невероятному изумлению, заквакала и ускакала прочь!

С волшебной кисточкой жизнь Ляна переменилась. Он нарисовал тушь и бумагу для себя, прекрасную лодку для отца, красивые шёлковые наряды для матери. Всё, что он рисовал, делалось настоящим, и сердце Ляна пело и ликовало.

Весть о волшебной кисти достигла ушей нового молодого судьи в деревне, где жил Лян. Судья этот был неразборчив в средствах. Он тайно нанял шайку негодяев и велел им похитить кисточку Ляна.

Когда кисточку доставили судье, тот немедленно начал рисовать. Изысканной тушью на белоснежной бумаге он нарисовал гору золота, однако с картины посыпались лишь грязные камни. Тогда он попробовал нарисовать миску, полную золотых монет, – и получил полную миску зловонных протухших пельменей. Наконец он решил нарисовать просто золотой слиток. Но, когда он закончил, слиток превратился в отвратительную жёлтую змею, и судье пришлось звать на помощь слуг, чтобы от неё избавиться.

Поняв, что ему не дано воспользоваться волшебными свойствами кисти, судья велел привести к нему Ляна.

– Я слышал, – сказал коварный судья, – что твою кисточку похитили. Поэтому я отправил своих слуг на поиски, и они её нашли. С радостью возвращаю её тебе.

Лян, конечно, сразу заподозрил, что дело нечисто, но поблагодарил судью и протянул руку за кисточкой.

– Скажи-ка, – лукаво продолжил судья, держа кисточку на отлёте, так, чтобы Лян не мог до неё дотянуться, – не нарисуешь ли ты перед уходом кое-что для меня?

Лян понимал, что всё это козни, но что ему оставалось делать? Он кивнул и спросил:

– Что же мне нарисовать?

– Было бы неплохо разжиться золотишком, – сказал судья. – Сундучок-другой, не больше.

– Это я, конечно, нарисую, – сказал Лян, подумав, – но ведь сундук рано или поздно опустеет. Вам нужна Золотая Курица. Она несёт яйца из чистого золота.

– Курица, которая несёт яйца из чистого золота? – повторил судья, и глаза его загорелись жадностью. – Её-то мне и надо!

Лян взял кисть и нарисовал курицу с красными глазами и золотыми перьями. Курица закудахтала и немедленно отложила яйцо из чистого золота. Император упал на колени и схватил яйцо.

– Ну, я пошёл, – сказал Лян.

Судья рассеянно кивнул, ползая за курицей и собирая яйца.

Прошли недели, месяцы. У судьи была уже целая комната золотых яиц. Дверь в неё запиралась особым ключом, который судья хранил как зеницу ока и никому не давал. Для курицы построили отдельный курятник, окружённый высоким, надёжным забором. Но однажды, когда курица на дворе клевала червячков, пошёл дождик, и курица вмиг растворилась и исчезла. На её месте остался лишь мокрый клочок бумаги с расплывшимся пятном, очертаниями напоминавшим курицу.

Судья, лишившись курицы, пришёл в неописуемую ярость, но кое-как утешил себя тем, что у него осталась полная комната золотых яиц. И тут по всему дому разнёсся ужасный запах. Слуги бросились искать его источник – и остановились у двери запертой комнаты. Когда судья отпер дверь, все едва не лишились чувств из-за отвратительной вони. Комната была доверху набита тухлыми яйцами.