Гариф Губай - Дочь бакенщика

— Командир приказал?.. А почему у них приказ не таков? Еще неделя только, как эти звери трех пленных красноармейцев замучили — привязали к конским хвостам и волокли по улицам: другим, мол, урок будет. Звезды выреза́ли у них на живом теле. А ты даже ударить этих убийц не позволяешь!

— И не позволю. Мы не бандиты, мы красные партизаны. У нас есть закон, есть правый суд. Как рассветет, судить будем. Вот тогда вынесем правое решение… да такое, что их тоже до печенки проймет.

Мужики нехотя стали отходить.

— Их счастье, ты подоспел, — сказал кто-то партизану. — Вынули бы мы из них душу, ей-богу, вынули бы…

Партизан молчал. Закурил от костра цигарку и пошел к лодке.

Офицеров повели вверх по обрыву.

Люди еще долго шумели, спорили, собравшись вокруг костров. Ильсеяр подошла к старухе Сарби, позвала ее к себе в будку.

— Пойдем бабушка, потихонечку поднимемся наверх. Пока внучку привезут, поспишь у нас. В будке тепло…

Деда Бикмуша не оказалось дома. Ильсеяр поставила перед старухой еще не успевший остыть хлеб, чугун с вареной картошкой. Старуха дрожащей рукой поднесла ко рту кусок горячего хлеба.

— Да ниспошлет тебе бог блага, детка…

Ильсеяр попотчевала старуху, потом показала ей, где лечь спать, и помчалась из будки.

Ночь выдалась холодная, ветреная. Тучи, обгоняя друг друга, текли на восток. Из-за туч тут и там выглядывали звезды. Людей, видно, поприбавилось, костров у реки стало куда больше.

Вон у того костра, где больше всего народу, один старик о чем-то рассказывает, размахивая оживленно руками. Остальные внимательно его слушают.

Ильсеяр направилась было туда, но вдруг остановилась. А все-таки Актуш проголодался, наверное!.. Девочка поспешила обратно, взяла в дровянике ведро с болтушкой, повесила через плечо свое ружьишко и отправилась к Актушу. Она кормила его и ласково поглаживала. Но ласка-то лаской, а какая живая душа захочет сидеть взаперти? Особенно собака!.. Да разве песье это дело быть вдали от людей!.. В такой суете, когда вокруг хозяйского дома снует неведомо кто, даже самая паршивая собака не станет прятаться…

Актуш даже болтушку не доел, начал рваться на волю.

— Нельзя, Актуш, — увещевала его Ильсеяр. — Ты же не умеешь с людьми разговаривать как надо, все горячишься… И куснуть тебе ничего не стоит. А зубы твои… Ну-ка, покажи зубы… Ой-ой… Нет, не выпущу, Актуш. Завтра, ладно? Знаешь, куда я тебя поведу завтра?.. Погоди, я и сама еще не придумала… Ладно, куда-нибудь обязательно пойдем…

На прощанье Ильсеяр обняла собаку и, выбравшись из пещеры, плотно подперла дверь колом.

Актуш, конечно, отчаянно завизжал. Интересно, что он хотел сказать?.. Обижается, наверное… Ничего, завтра отойдет. Завтра, если что-нибудь попадется в вершу, Ильсеяр опять угостит его рыбкой.

Когда Ильсеяр отошла от пещеры, на пароходе снова зашумели, заругались. Раза два выстрелили…

— Интересно, что это там?

От парохода вниз по течению что-то стремительно неслось.

Ох и быстро несется! Да нет, не несется, а человек плывет.

Когда неизвестный поравнялся с красным бакеном, стало видно, как широко взмахивал он руками.

— Наверняка офицер или солдат, — решила Ильсеяр. — Видно, бросился, когда партизаны начали ловить… И в мундире, не успел, значит, снять…

Девочка стояла в смятении. Как ей быть?

« Поднять крик? Он повернет к противоположному берегу и скроется. Если побежать к своим, чтобы сообщить, тоже успеет скрыться… »

Пока Ильсеяр размышляла, человек круто повернул и поплыл к берегу.

Оторопевшая Ильсеяр недолго думая засела за опрокинутым на берегу старым, расшатавшимся паромом.

« Прослежу, где он спрячется, а потом пойду, скажу людям… »

Пловец, по-видимому, совсем выбился из сил. Он выплывал и снова погружался в воду, кажется, он время от времени искал ногами дно, но не доставал до него.

— Не больно-то, — сказала про себя Ильсеяр. — Здесь глубоко. — И, не дыша, стала наблюдать, что будет дальше.

Пловец, хоть и с большим напряжением, все же приближался к берегу. Ильсеяр уже слышала его тяжелое дыхание, видела, с каким трудом поднимались над водой его руки. Вот он опять погрузился. И только Ильсеяр подумала: « Наконец-то утоп », — как он вынырнул и начал загребать руками. Вот он достал до дна, уже шел, а не плыл, и с каждым шагом становился все выше, выше… и все страшнее. Вскоре человек уже стоял на песке, очень высокий, тощий, готовый упасть от малейшего дуновения ветра. Он сделал еще один шаг и вытащил из кармана наган. Тяжелый наган оттянул его ослабевшую руку вниз. Он оглянулся вокруг и, пошатываясь, как пьяный, направился к парому, за которым сидела Ильсеяр.

Ильсеяр вся сжалась от страха. Ее то мороз пробирал по коже, то ей становилось жарко. Чтобы не видеть нагана в руках выплывшего человека, чтобы не смотреть в страшное его лицо, Ильсеяр зажмурила глаза.

« Зачем я не побежала к людям? Вот сейчас он заметит меня и схватит… »

Однако человек не только не схватил, но и не увидел Ильсеяр, сделал несколько шагов и упал ничком на песок.

« Эх, не запирать бы мне Актуша… Да кто знал!.. »

Ильсеяр робко разглядывала человека в щелку на пароме. Он дышал редко и глубоко, а наган лежал у вытянутой на мокром песке правой руки.

Сердце у Ильсеяр бешено заколотилось. Набравшись смелости, она выползла из-за парома, протянула трясущуюся руку к нагану и тут же испуганно отдернула назад. Еще раз протянула и еще раз отдернула. В этот миг человек шевельнулся, поднял голову. Ильсеяр попятилась и скрылась на свое прежнее место.

Человек приподнялся, облокотился на руки… Ильсеяр испуганно дернулась и опрокинула ведерко. Человек вздрогнул, поднял голову и, повернувшись к парому, застыл с широко раскрытыми глазами. Глаза были огромные, ужасные. Ильсеяр терпела, сколько могла, и, не выдержав, завизжала во всю мочь:

— Папа-а!.. Дедушка!.. Папа!..

На голос Ильсеяр отчаянным лаем откликнулся Актуш.

Ильсеяр вскочила и, позабыв о всякой осторожности, полетела по отмели к кострам. Отбежав порядочно от парома, она снова подняла истошный крик:

— Дяденьки, дяденьки!

Навстречу Ильсеяр из кустарников вышли два мужика с охапками хвороста.

— Что случилось, девочка?

— Я… там… Офицер с парохода выплыл, дяденьки…

— Это где?

— Вон там!.. Вон!..

Мужики бросили хворост, который собирали для костра, и побежали к парому. Завидев припустившегося от парома офицера, закричали:

— Стой!

— Стой, гад!

Офицер вряд ли был намерен сдаться. Он, вероятно, передохнул и бежал довольно быстро. Вон там, вверх по обрыву, разрослись кустарники. Он хотел скрыться в них. Однако доносившийся с той стороны угрожающий лай собаки заставил его повернуть влево. Крестьяне же намеревались перерезать беглецу дорогу.