Анатолий Евтушенко - Тайна Змеиной пещеры [Повесть]

Афонька вскочил. Ух, как он разъярился!

Хотя Яшке и Антону было известно, что Починкин сказал Афоньке про пистолет, все равно разговор для них получил довольно-таки неожиданный поворот. Чего стоит Афоньке пойти и заявить? Как бы то ни было, а с пистолетом ребятам расставаться не хотелось. Он уже пригодился один раз, когда проверяли документы у Починкина. Не будь у них пистолета, он бы им шиш показал, а не документы. И еще пригодится. Фронт приближается. С пистолетом можно чувствовать себя надежнее.

— Садись, чего ты кипятишься? Сейчас поладим, — пообещал Яшка Афоньке. — Мы знаем, кто тебе сказал про пистолет.

Афонька опустился на колени. Осведомленность Яшки его удивила. О пистолете Афонька узнал от постороннего человека. Неужели опять хотят разыграть?

— Мы, — продолжал Яшка, — проверяли документы у того человека, который тебе сказал об этом. Потом мы нашли парашют и спрятали его. Таганок нас предал и рассказал тебе. Сиди, Таганок, не ерзай туда-сюда. Я этого от тебя ожидал и перепрятал парашют в другое дупло. И не ошибся. Ночью мы с Антоном смеялись над вами, когда вы шарили там, где парашюта уже не было. В ту же ночь мы отнесли его в сельсовет. На другой день в терновом лесочке взяли шпиона живьем. Это был тот самый человек, который ночевал у вас, Афоня, и оставил велосипед, потому что дорога была сырая. Потом снова пришел. Ты отдал ему велосипед, а он у тебя спросил насчет новостей. Ты ему сказал про парашют, а он тебе — про пистолет. Ты пригласил шпиона еще заезжать к вам в гости, а он больше приехать не сможет. Чекисты просили нас узнать, у кого шпион ночевал? Мы узнали, но сказать им еще не успели.

— Это все правда? — Афонька вскочил.

— Если не веришь, пойдем в сельсовет — узнаешь, — ответил ему Антон.

Занятно было Яшке и Антону глядеть не только на Афоньку, но также на Таганка, на Сережку, на Ваську Пухова. Они ничего этого не знали.

Было от чего им разинуть рты. Афонька помогал шпиону, укрывал его. Таганок помогал Афоньке, а Васька и Сережка целые сутки просидели дома, не зная, что творится рядом. Без них, оказывается, поймали шпиона.

— А теперь, Афоня, расскажи нам, почему шпион именно у вас на ночлег остановился? — Яшка наседал на Рыжего, видя, что тому деваться некуда. — Это как же получается? Только парашют спрятал и сразу к вам? Чудно как-то. И даже очень.

Таким Рыжего ребята еще не видели. Он был краснее красного. Казалось, что он вот-вот бросится на Яшку или зарычит как пес, которого палкой загнали в угол.

— Ну что ж, не хочешь рассказывать, тогда мы чекистам расскажем, как ты немецкому шпиону выдавал наши секреты.

Антон искал и нашел в Афонькином самолюбии уязвимое место. «Выходит, что ты с диверсантом заодно. Ты знал, кто он такой?»

Этого Афонька стерпеть не мог, но и дать сдачи у него не было никакой возможности. Все было на стороне ребят. Даже Таганок потихоньку отполз от Афоньки в сторону.

— Честное слово, — начал Афонька свое признание, — я ничего не знаю. Он пришел к нам, этот, с велосипедом, поздоровался и говорит бате, что принес ему привет от… фамилию назвал, я ее не запомнил. Батя долго сидел, а потом вскочил и ко мне сразу: иди, говорит, на улицу, погуляй. А тот, что со шрамом, говорит, можешь на моем велосипеде покататься. Я и побежал. А потом, когда он утром ушел, батя сказал мне, что мужик этот из Донбасса за племянником в Водяный хутор приехал. Честное слово, не вру. Правду говорю вам, а вы…

Что было бы дальше, сказать трудно, разговор перебила Зинка. Еще издали до ребят донесся ее звенящий голос. Она бежала по улице к кладбищу, махала руками и кричала изо всех сил. Похоже, что пчелы за ней всем роем увязались. Не иначе, отчего еще она руками машет и кричит, надрывается? Зинка приближалась, теперь можно было разобрать отдельные слова.

— Анто-он! Беги-и! Бе-ги-и!

Куда надо было бежать и зачем? Антон вышел из-за куста барбариса.

— Чего орешь? Почем знала, где я?

— Видела, как вы ходили здесь. А потом побежала в лавку…

Зинку перебил Афонька. Ему хотелось хоть на ком-нибудь сорвать зло.

— Гони ее, Антон, в шею, — Афонька замахнулся. — Чего выслеживаешь нас? У, красная…

— Чем краснее, тем яснее, — ответила Зинка. — Я красная, а ты рыжий.

Ехидно улыбаясь, Зинка продолжала сыпать свои дразнилки:

Афонька давно уже искал случая поколотить Зинку, но применять кулаки сейчас было некстати, Яшка и Антон не дадут Зинку в обиду.

— Да, Антон, чуть не забыла: отец твой приехал.

Ей-ей не брешу.

— Иди ты! — не поверил Антон.

— Ну честное-пречестное слово, приехал.

— Ладно, Афонька, — Яшка положил Рыжему руку на плечо. — Искупишь свою вину — тогда простим. А если не согласен, можешь заявить. Тебя же и посадят. А бате посоветуй пойти рассказать, какой привет он получал и от кого.

Афонька не сказал в ответ ни слова.

Свадьба меньше собирает людей, чем собралось их во дворе бывшего председателя. Да что там во дворе! Полно было и в хате. Не пир горой шел, не общее собрание колхозников, нет — наведался с фронта свой человек. Живой, с красным рубцом над правой бровью. В полинялой то ли от солнца, то ли от стирки солдатской форме. На воротнике гимнастерки — петлицы с красными треугольничками.

Григория Ивановича нужно было видеть каждому. Не поместившиеся в хате, заглядывали в раскрытые настежь окна. И кому какое дело до того, что ему дали на побывку всего-навсего два часа, что он хотел обнять детей и жену, спросить их и самому сказать о чем-то, самом главном. Где там! Женщины наперебой спрашивали солдата: «Нашего не видели?» «А нашего?» «А моего?» «А с нашим где расстались?» «А с нашим? Сразу? Жаль». Сережка спросил про своих.

— Отец и мать хорошо воюют, — ответил ему Григорий Иванович.

Стариков интересовали дела на фронте. Какие немцы из себя? Убиваемы ли? Закованы в железо или как? Отчего наши войска города сдают? Так пойдет, и до Левады докатится.

Жена солдата продиралась сквозь толпу к каждому, кто слушал, — ну как же не послушать счастливого человека! — рассказывала свой сон. Какие цветы ей приснились на окнах. Вот они, цветы в доме, люди пришли посмотреть на них. Занавески солдатка открыла. Как во сне решила сделать, так наяву и поступила. Пусть люди смотрят на ее цветы.

Антон влез в хату через окно. Вскарабкался по спинам с Яшкиной помощью и сразу же попал в отцовские объятия. Сильно прижался к его небритому лицу, подумал: «До чего же он родной, этот похожий на отца, солдат. Тяжело дышит». Отцовское дыхание Антон запомнил с тех пор, когда отец возил его на велосипеде в школу, в первый класс. Вот также он и тогда дышал. Только тогда от езды, а теперь, наверно, от волнения.