Анатолий Евтушенко - Тайна Змеиной пещеры [Повесть]

Что же делать ребятам в этом неузнаваемо изменившемся мире? Они еще не знают своей силы, не видели врага. Все это гнетет ребячьи души, не дает покоя.

На самом высоком кургане Яшка, Антон, Сережка и Васька поклялись вредить врагу, если он ступит на левадинскую землю.

Высоко забрались ребята, но выше них, в самое поднебесье, поднялись аисты. Перед отлетом в теплые края они проводили целые дни в небе. С парой старых аистов вот уже в который раз над селом, над Самарой, над курганами кружил молодой аистенок. Тот самый, которого левадинцы вырвали из безжалостных лап Рыжего. Еще день-два — и осиротеет, опустеет левадинское небо. Улетят аисты, не сказав мальчишкам «до свиданья», ничего не зная о том, что к Леваде тянет руки враг, страшнее и неумолимее, чем тот, который летом забрался к ним в гнездо и убил их второго аистенка.

Когда ребята спустились с горы и возвратились в село, в доме Пуховых их ждала страшная новость. Васькина мать и бабушка встретили ребят рыданиями. По почте пришло извещение, о том, что Пухов Степан Петрович, отец Васьки, погиб на фронте, «пал смертью храбрых в бою с немецко-фашистскими захватчиками, отдал жизнь за свободу и независимость социалистической Родины».

Из всех слов, вписанных от руки в печатное извещение, Антону запомнилось лишь «пал смертью храбрых». Легко было представить себе Пухова храбрецом, но как поверить в то, что его больше нет? Был и нет. Как же это? Его же все знали… и вдруг нет. Ведь он не мог умереть! Он такой сильный и смелый.

Легко взрослеть постепенно. Легко и незаметно. Кажется, был ты вчера мальчишкой, сегодня тоже, завтра точно таким же будешь. Но это только тогда, когда нет войны, когда жизнь не преподносит тебе суровых испытаний и потрясений.

В войну мальчишки взрослели быстро. Вчера они проводили на фронт отцов, задумались. Сегодня они держали в своих руках похоронку, извещавшую о гибели дорогого им человека, и узнали, что такое бессонница. А завтра? Что ждет их завтра? Завтра они станут бойцами.

Осень принесла бесконечные дожди и надоедливую грязь. То ли иссяк, то ли (прервался непогодой поток эвакуированных. Через Леваду тянулись редкие обозы, понуро брели небритые красноармейцы. За ботинками и обмотками, колесами телег и лошадиными хвостами тянулась грязь всех оттенков от светлого суглинка до жирного чернозема.

Однажды к вечеру с окраины в село донесся гул моторов, лязг гусениц.

Левадинские ребята встречали и провожали всех, кто проходил по улицам: одинокого солдата, отбившегося от части, цепочку конных или пеших. А этот незнакомый гул собрал их у поселкового поворота в два счета. Они ожидали увидеть что-то новое. И действительно, надежды их были не напрасны. Танкетки. Одна, две, три, четыре, пять, шесть. Идут быстро и грязи не боятся. Бронированные… Впереди смотровая щель для водителя. Рядом торчит крупнокалиберный пулемет.

Дивятся ребята, отчего это танкетки отступают. Ну, пусть обоз. А танкетки почему? И броня и пулеметы. Разве на фронте много других танков и танкеток?

Фронт уже близко. Иногда слышна пулеметная стрельба. Еще будет бой за Леваду, надеются мальчишки. Не может Красная Армия отдать без боя село, в котором они живут.

Поздно вечером мимо мальчишек прошла еще одна, седьмая танкетка. Если бы эти машины направлялись на фронт, можно было бы стоять у дороги до самого утра. Пусть идут машины на фронт! Как можно больше! Ребята не устанут считать их, не устанут восторгаться ими. Ведь это их гордость. Наши танкетки — сто, тысяча… Представят себе такую лавину — голова кружится.

Но немцы лезут и лезут. Уже где-то совсем недалеко, уже подходят к Леваде.

Почему же наши танкетки идут не в ту сторону? Потому что их не тысяча, а только семь штук?

Разве у немцев больше?

Неправда! Не может быть. У нас больше! У нас всего больше, и все у нас лучше. У них ничего нет. У них танки из фанеры. Две ихних линии мы перебили, а третья…

И все равно они лезут и лезут.

Наши танкетки отступают. Немцы уже рядом. Где же красноармейцы? Их должно быть много. Очень много.

По другим дорогам идет война. Наши главные силы защищают большие города. А Левада — маленькое село, до которого ни у кого руки не доходят. И танкетки прошли без остановки, как будто им и дела нет до этого села, до этих ребят, провожающих их тоскливыми взглядами.

Как же быть Леваде? Как его защитить? Ушли на восток обозы, проехала «эмка», а теперь вот и танкетки проходят. Первые шесть уже далеко за Самарой. Не видно их и не слышно. Седьмая недовольно урчит за селом, мотор задыхается. Остановилось и замерло в вечерних сумерках светлое пятно, плывшее впереди танкетки.

Ребята переглянулись. Танкетка остановилась! А что если и другие еще придут и остановятся в разных местах вокруг села?

— Наверно, оборону будет держать, — неуверенно высказал Антон робкую догадку.

— А что же она остановилась с той стороны села? — усомнился Васька.

— Другие еще подойдут и станут со всех сторон, — развивал догадку Антон.

— Целый табор танкеток, — мечтательно произнес Сережка.

Яшка не любил думать и гадать, когда точно ничего не известно. Не лучше ли попытаться сначала узнать, зачем остановилась танкетка?

— За мной! Сейчас узнаем. Может, танкисту чего надо! Пошли!

«Почему так получается? — думал на ходу Антон. — Все случается ночью. День проходит — почти ничего. Как ночь — обязательно что-нибудь важное… Разве пойдешь домой, как обещал матери, когда за селом танкетка остановилась?»

Ребята наткнулись на танкетку на повороте грейдера, у самарского берега.

Водитель окликнул их:

— Стой! Кто идет?

— Свои!

— Если свои, валите сюда, ко мне. Мне одному тут скучно ночевать.

Он совсем молодой, этот водитель. Ребята забрались к нему и при свете лампочки увидели белобрысого парня в сдвинутом на макушку тяжелом танкистском шлеме. Темные пятна на его лице — это грязь. Светлых бровей при электрическом свете не было видно. Улыбка такая, как будто он провинился и, улыбаясь, просил прощения: «Так вот вышло, застрял… извините».

— Да сколько вас там еще? Трое? Четверо? Сюда сыпьте. Поместимся. Изба моя невелика. Но в тесноте — не в обиде. Теперь нас целый гарнизон.

Смешной он какой-то, этот танкист, говорит по-русски и сильно окает. И где это только так говорят? Уж, конечно, не на Украине.

Ребят он усадил на ящиках с патронами. Не сдвинешь — тяжелые. Два пулемета. Один вперед торчит сквозь стенку, а другой лежит сзади на куске брезента.

— Горючка кончилась. Наши вперед ушли, а некоторые еще сзади. К утру подойдут, подзаправят — посунемся дальше, — говорит и улыбается. Ему бы разозлиться — кончилось горючее, ночует один в дороге, нет, улыбается и шутит.