Мари-Од Мюрай - Кроваво-красная машинка

— Мне надо работать, Катрин, подготовиться к промежуточным экзаменам, закончить статью об истоках…

— Вы просто боитесь.

— Ехать с вами в машине? Конечно, боюсь.

— Вы боитесь сверхъестественного. Сильных чувств. Работы у вас не больше обычного, но вы дрейфите.

Я набрал побольше воздуху и с самым свирепым видом отчеканил каждое слово:

— Вы. Меня. Достали!

Катрин открыла было рот, собираясь возразить, но вдруг передумала:

— Ладно, ладно. Поняла. Оставляю вас и ухожу. Работайте спокойно!

И целую неделю она не подавала признаков жизни. Полагаю, это была ответная мера.

Мое наказание окончилось в четверг вечером. Резкий звонок в дверь, к которому Катрин успела меня приучить, заставил меня вскочить с кресла.

— Не побеспокоила? — спросила она, тут же ответив сама себе: — Ну конечно, да.

— Нет, не очень. Но, пожалуйста, без колдовства…

Катрин присела.

— А вы не будете против, если я расскажу вам о Франсуа Филиппе?

Я нахмурился:

— А это еще кто такой?

— Вы уже забыли доктора Филиппа и его сына?

— Ах да, заика!

— Доктор вчера приходил к нам осмотреть мою бедную маму, у нее радикулит… Что вы сказали?

— Я? Ничего.

— А! А то я думала, вы хоть поинтересуетесь, не слишком ли ей плохо. Именно так поступают в подобных случаях — говорят с сочувствующим видом: «Радикулит, о, это всегда так болезненно».

— Я благодарю вас за старания меня воспитать, Катрин. Итак, доктор явился…

— И рассказал нам о своем сыне. Парнишке, кажется, светит остаться в пятом классе на второй год, хотя он всегда считался очень способным. Он как будто больше не понимает ничего вообще. Вдобавок к занятиям у логопеда Филипп отвел его еще и на занятия с отстающими. Но и это безрезультатно. У паренька дела все хуже.

Слушая Катрин, я вертел в руках маленький красный автомобильчик. В конце концов, Катрин умолкла и пристально посмотрела на «Динки той». Я поднял на нее глаза:

— А дальше?

— А дальше вам явно на это наплевать!

Она вскочила. Стало ясно, что на сей раз я обидел ее всерьез.

— Да меня интересует ваша история! — вскричал я. — Да, и еще как интересует! Но я совершенно не понимаю, зачем вы мне ее рассказываете.

— Потому что мальчику надо помочь, и сделать это можете только вы.

— Я не логопед. А этого малыша вряд ли интересуют этруски.

— Если когда-нибудь вы перестанете подчеркнуто относиться ко мне как к безнадежной идиотке, звоните. Ну а засим…

Хлоп. Она хлопнула дверью у меня перед носом. Мне нужно было заканчивать статью, и я уселся к ноутбуку. Я должен был в который раз изложить различные бывшие в ходу тезисы о корнях этрусков. Пока я подыскивал слова, мой взгляд наткнулся на маленькую влюбленную парочку на столе. Мной овладела ярость. Я схватил их и швырнул прямо об стену. Влюбиться может любой дуралей!

В ближайший вторник я напросился в гости к доктору Филиппу. Я попросту предложил ему помощь. Сперва он не очень-то мне поверил, помня, как я ему уже однажды ответил. Но он был так растерян перед происходящим, что наконец признал: моя помощь была бы весьма желательной.

— Но не говорите ничего сыну, — уточнил я. — Он не должен ничего знать.

Юный Франсуа почти не обратил на меня внимания, когда я пришел ужинать к его родителям. А вот я понаблюдал за ним. Он казался замкнутым, но не больше, чем любой другой подросток, ужинавший в обществе взрослых. Его отец немного с ним поговорил, несомненно, с целью дать мне возможность отточить диагноз о его заикании. А тот не очень-то и заикался. Мальчик спотыкался в самом начале фразы, но вот говорил не очень естественно, recto tono [3] Здесь — «монотонно» (лат.). Прим. пер. , не поднимая и не опуская интонации. Еще больше меня встревожило его лицо. Восковая бледность, под глазами залегли синие набухшие круги. Руки, худые и нервные, всегда вертели что-нибудь: хлебный мякиш или штопор. Пару раз его взгляд останавливался на мне, и он сразу же отводил глаза. В них читалось высокое напряжение, внушавшее тревогу о его психическом здоровье. Это был взгляд Энтони Перкинса из фильма «Психо».

— Итак, как вы его находите? — спросил меня врач, пригласив в свой кабинет.

— Он не очень-то в своей тарелке.

Я предпочел оставить при себе зловещие предчувствия.

— А друзья у него есть? — спросил я, когда мы вернулись в комнату.

— О да, — сказала мадам Филипп. — Николя, он играет с ним в баскетбол. Как там его фамилия?

— Нидвора, кажется, — добавил муж. — И еще мальчуган, должно быть из Магриба, как его, Улюлю…

— О, и совсем он никакой не араб. Его зовут Шарлю. Имя совершенно наше. Еще Франсуа часто встречается с Люка, который учится в четвертом классе. Вот его фамилию я совсем позабыла…

— Вардак, — сказал я.

— Точно-точно. Вы его знаете? — хором удивились родители Филиппа.

— Нет.

Они смотрели на меня, почти встревоженные. Я продолжал:

— А есть у вас расписание уроков вашего сына?

Мадам Филипп на цыпочках пошла в спальню Франсуа за тетрадкой. Мальчик учился в 5-м классе, в коллеже Поль Верлен.

— Английским он занимается по вторникам, с шести до семи? — осведомился я, стараясь не казаться слишком уж недоверчивым.

— Да. Поздновато, особенно в зимнее время, — согласилась мадам Филипп. — Изменения в расписание вносились уже в ходе учебного года, и теперь оно действительно очень неудобное.

— И правда, — пробормотал я, видя, какие часы для самостоятельных занятий были отмечены в этом весьма необычном расписании уроков.

Я сверлил взглядом то мсье, то мадам Филипп. Да можно ли вообразить родителей, до такой степени слепых и глухих?

— Что ж, не стану больше злоупотреблять вашим терпением, — сказал я, вставая.

Оставалось выяснить только одно — был этот мальчик порочным или же безумным.

— И благодарю вас за дивный ужин, — пропел я, подумав, что если б меня услышала Катрин, она порадовалась бы моим хорошим манерам.

— Но не могли бы вы нам хоть чем-то помочь? — пролепетал доктор Филипп.

— Определенно да. До свидания!

Я, наверное, ничего тут не смогу поделать. Мне, хотя и едва избежавшему психоза в тринадцать лет, трудно вообразить все, что происходит в голове у подростка, находящегося, быть может, у врат безумия. Однако случай меня заинтересовал. Не будучи психиатром, я прибег к помощи медицинской энциклопедии, глубоко зарывшись в болезни психики. Внимание мое привлекла шизофрения как психическая болезнь подросткового возраста. Я прочитал: «Шизофрении особенно характерны распадом личности… Утратой чувства гармонии, связности во всех сферах: мыслительной, языковой, эмоциональной… Но первичные способности сохраняются: восприятие и ориентация во времени и пространстве… Смысл ценностей может восприниматься с нарушениями, отсюда и многочисленные антисоциальные поступки: бегства, кражи, убийства».