Евгений Лесников - Призыву по возрасту не подлежит

— Ничего, — тихо сказал Димке военком, когда понурый мальчишка поведал ему об этом. — Ничего… Ваш танк отомстит за смерть Шуры. Кстати, можете посмотреть свой танк!

Всей школой пришли ребята на завод. Мишка уже красочно расписал им, какой он, этот танк, собранный из пионерского металла, — мощный и зеленый, с широкими гусеницами, с длинной пушкой, а на башне крупно выведено: «Пионер».

— Обязательно внутрь залезу! — громогласно рассуждал Мишка. — Сам все проверю! Чтобы в бою не подвел!

Но танка «Пионер» на широком заводском дворе не было. Не стояли там и другие танки, собранные вместе с ним, — остались только широкие следы их гусениц да глубокие колеи в грязи за воротами.

Ребята еще не знали, что немцы прорвались под Харьковом, и все танки ночью погрузили на платформы и отправили на фронт.

— А как же? — удрученно бормотал Мишка, оглядываясь на товарищей. — Как же наш «Пионер»? Как же проводы? Оркестр?

— Какие там проводы, парень, — покачал головой незнакомый старый рабочий. — Враг у ворот.

Всю ночь ребята грузили баржу. Они пришли в порт по призыву городского комитета комсомола, чтобы помочь речникам. Мальчишки с трудом поднимались по шатким сходням, таская мешки с зерном. Ноги у Димки подкашивались от усталости, трещала спина от непосильного груза, но он держался изо всех сил, с завистью поглядывая на крепыша Ваську: тому, казалось, и усталость нипочем! Только капельки пота блестели на широком лбу да резче обозначились скулы. Тощий Мишка шатался под тяжестью мешков, тонкие длинные ноги его подгибались, но он тоже не хотел отставать от товарищей и отмахивался, когда Димка предлагал ему отдохнуть.

Ребята спешили потому, что с минуты на минуту могли прилететь фашисты. Димка знал, что гитлеровцы форсировали Дон и перерезали железную дорогу, которая связывала Сталинград с Москвой, с центральными областями страны. И родная его Волга превратилась в ту главную, единственную магистраль, по которой можно было еще перевозить продовольствие и боеприпасы. Авиация врага стремилась парализовать движение по реке и бомбила портовые города и караваны судов на всем протяжении от Астрахани до Саратова. Особенно доставалось Сталинградскому порту.

…Сигнал воздушной тревоги прозвучал сразу после полуночи. Заплясали лучи прожекторов, оглушительно ударили зенитки, загремели пулеметы. Со свистом ринулись к земле бомбы, леденя сердце и заставляя вжиматься в берег. Димка, лежа в щели у самой воды, втискивал голову в песок и совсем не видел, как вставали над Волгой грохочущие пенные столбы и с гулом опадали. Кричал что-то шкипер с баржи, где-то в городе занимались пожары. А мальчишке казалось, что все бомбы летят прямо на него.

Когда самолеты улетели, бледные оглушенные ребята опять собрались у баржи. Длинное Мишкино лицо заострилось и посерело. Димка чувствовал, что и он выглядит не лучше, только невозмутимый Васька смотрел, сощурясь, на черную воду да ерошил свои лохмы, часто сплевывая.

— Ух, — поежился Мишка, — рядом со мной ка-ак бомба врежет!

— «Врежет»! — нервно засмеялся Димка, радуясь тому, что налет кончился и он уцелел. — Да от тебя бы мокрое место осталось!

Васька по обыкновению помалкивал.

— Ну и всё, давай грузить, — остановил он Мишкину болтовню.

Погрузку закончили только к обеду следующего дня и долго без сил валялись на пыльной траве, на почерневшем песке. Говорить не хотелось, вяло текли мысли.

Первым поднялся Васька. Сказал кратко:

— Пошли!

Димка с Мишкой молчком двинулись следом. Путь их лежал мимо госпиталя. Через весь двор — от ворот и до крыльца — вытянулась вереница санитарных машин и армейских повозок.

— Новых раненых привезли, — сказал Димка и тут же понял, что случилось необычное: раненых выносили из госпиталя и поспешно грузили на машины и повозки.

— Чего рты разинули! — прикрикнула на ребят Екатерина Николаевна. — Девчонки надрываются! — И она кивнула на молоденьких санитарок, с трудом тащивших тяжелые носилки. — Живей! — приказала сурово. — Пароход ждать не будет!

Димка поймал умоляющий Мишкин взор и понял, о чем безмолвно просил вконец уставший товарищ.

— Ничего, — хрипловато сказал он ему. — А ты помаленьку. Давай-ка со мной вместе!

И Мишка благодарно посмотрел на него.

Ребята подхватили носилки, ручки которых были мокры от пота…

Когда отправили последнюю машину, Димка едва притащился домой. Он уже привык к одиночеству. После того как город объявили на военном положении, Екатерина Николаевна возвращалась из госпиталя поздно, а последние дни и вовсе не приходила ночевать.

Сейчас Димку встретил соскучившийся Рекс — повизгивал, гремел пустой чашкой.

— Пить хочешь? — разлепил мальчишка сухие губы.

Он налил Рексу воды, напился сам и без сил упал на диван. Сон мгновенно сморил его. Димка не слышал ни шагов матери, ни радостного визга пса, не почувствовал, как Рекс тормошит его.

— Зачем будишь? — шепотом сказала Екатерина Николаевна. — Вот возьму веник!

Рекс отскочил от дивана. Веникобоязнью он страдал с детства.

На улице послышались гудки автомобиля, мычание коров, ругань. Мать подошла к окну. Грузовик пытался пробиться через стадо, запрудившее улицу. Коровы, испуганные гудками машины, с ревом шарахались в стороны, натыкались друг на друга. Мальчишки-пастухи, хлопая кнутами, тщетно старались навести в стаде порядок. Старик в шапке на чем свет стоит ругал шофера. Дико, нелепо выглядело это стадо на городской улице. «Бедные, — подумала Екатерина Николаевна, разглядывая запыленных, охромевших коров. — Бедные, и вам достается…» Несколько минут горестно стояла она у окна, размышляя о том, откуда бредут эти бедные буренки и куда еще им брести, по каким дорогам, без воды и пищи, под бомбами и пулями фашистов.

Темнело. Екатерина Николаевна закрыла окно, и комната погрузилась во мрак. Это был не тот, обычный «довоенный» полумрак, когда с улицы в комнату проникал свет фонарей и блеск луны, — теперь затемненные шторами окна не пропускали ни искорки света.

Мать ощупью пробралась к печке, где стояла «аварийка» системы Мишки-изобретателя. На блюдце крепилась свечка, а вместо абажура — стеклянная банка со срезанным дном. Абажур закрашивали синькой, и «аварийка» давала слабый свет, невидимый с улицы.

Екатерина Николаевна подошла к сыну и долго с грустью всматривалась в его похудевшее лицо. Она поразилась, как повзрослел Димка за эти нелегкие недели. Щеки его впали, меж бровями залегла морщинка.

— Мужичок ты мой… — пробормотала мать и ненадолго присела к столу, подперев щеку рукой.

Муж в последнем письме настойчиво советовал им уехать из города. Куда уехать? Она — военный врач, имеет и воинское звание, и высокий свой долг. Без приказа не может ни шагу. А вот Димку надо бы переправить за Волгу, пока не поздно. Только с кем?