Владимир Коротеев - Дети лихолетья

— Вот это да! — изумленно цокал языком Вовка. — Вот где воевали!

Шурка нашел картонный патрон от ракетницы.

— Хотите, запустим сейчас? — предложил Сережка.

— Давай, — согласились все.

Острым осколком Сережка проковырял в гильзе отверстие и поставил ее на землю. Потом, разрядив несколько патронов, насыпал из пороха небольшую дорожку от гильзы.

— У кого спички есть? — спросил он.

— «Катюша» есть, — сказал Колька, доставая из кармана фитиль, камень и стальную пластинку.

«Катюшей» Сережка высек искру, подул на фитиль и сказал:

— Отойдите подальше.

Ребята отошли метров на двадцать, а Вовка даже спрятался в окоп и оттуда стал наблюдать за Сережкой.

Тот поджег фитилем пороховую дорожку и отскочил в сторону. Огонек быстро пробежал по дорожке, из гильзы со звонким хлопком взвилась в небо зеленая ракета. Ребята с восхищением смотрели в небо.

— Это что, — сказал Сережка, когда ракета сгорела, — ночью бы пустить. А сейчас светло. Не так красиво.

До обеда ребята привезли на школьный двор всего три тележки металла.

— Мало! — сказал Шурка, оценивающим взглядом окидывая кучку железа. — Пойдемте обедать, а после обеда соберемся у нас. Будем рисовать карту. — Он посмотрел на свои руки и пошел к воронке, наполненной талой водой.

Ребята пошли за ним.

Колька Сова наклонился над водой рядом с Сережкой.

— Обедать идем? — спросил он.

— Ага, — ответил Сережка, смывая с рук ржавчину. — Только рано. Я еще домой схожу.

Сова вздохнул.

— Хотел рассказать тебе… Про базар вчерашний.

— Опять утянул что-нибудь? — с насмешкой спросил Сережка.

Сова засмеялся и утвердительно кивнул головой.

— Оторвут тебе уши, как попадешься, вот увидишь.

Сова ухмыльнулся и прошептал:

— Сало вчера подвернулось. К тебе приходил, а тебя дома не было.

— Не стал бы я его есть. Понятно? — Сережка нахмурился и отодвинулся от товарища — Ну, пока, бывай, я пошел.

Домой шли вчетвером: Шурка, Вовка, Мишка и Сережка. Когда проходили мимо дома Зюзиных, Мишка вдруг предложил зайти к ним во двор.

— Пошли, — согласился Шурка и потянул за собой Сережку. — А мать твоя ругаться не будет?

— Нет, не будет, — заверил Мишка.

Мишкина мать на крыльце вытряхивала цветную дорожку. Увидев Шурку и Вовку, она приторно улыбнулась, притворно погрозила пальцем и пропела:

— Ах, озорники-озорники, приехали. Ну, проходите, проходите. Мишенька, угости друзей. Вместе, чай, в икуации-то были. — Она скрылась в доме, вскоре вернулась с двумя ломтями белого хлеба, намазанными сливочным маслом.

Шурка с Вовкой удивленно переглянулись.

— Кушайте, детки, берите.

Вовка с жадностью смотрел на хлеб. От нетерпения губы его шевелились. Он первый шагнул к Зюзихе, взял хлеб, тут же откусил большой кусок. Вспомнив, что нужно поблагодарить, он промычал что-то, кивнул головой, повернулся к Мишке и стал есть. Не нравилось Шурке это угощение. Не по себе было от притворно-ласковых пристальных глаз Мишкиной матери. Но очень хотелось есть. Помимо воли протянул руку, взял хлеб. Уголком глаз увидел, как, судорожно проглотив слюну, потупился Сережка. Обожгла мысль: «А Сережке-то не дает!». Стало стыдно. Растерянно поблагодарил и, еще не осмыслив до конца происходящего, услышал недобрый голос Зюзихи:

— А ты, милый, ступай, ступай. Погуляй там, погуляй.

Сережка понял, что эти слова обращены к нему, неуклюже повернулся и, понурив голову, ушел со двора на улицу.

Не донес Шурка до рта так вкусно пахнущий хлеб. Проводил он глазами грустную фигурку Сережки, резко повернулся к Мишке, сунул ему в руки хлеб и со злостью сказал, глядя в его все еще улыбающееся лицо:

— На! Сам ешь.

Шурка оглянулся на Вовку и быстро прошел в калитку.

— Чегой-тось с ним? — услышал он вдогонку удивленный голос Зюзихи.

Шурка догнал Сережку и молча пошел рядом с ним. И только около своего двора он остановился и сказал:

— Серега, Зюзиха эта очень вредная и жадная. Больше мы к ним никогда не пойдем. Пойдем ко мне порисуем? Ты любишь рисовать?

— Люблю. Только я не пойду. Мать ваша заругает.

— Эх, чудак ты! Да, знаешь, какая у нас мать!

— Нет. Все равно не пойду. Мне домой надо.

Когда Шурка ушел от Зюзиных, мать укоризненно покачала головой и осуждающе сказала:

— Гордый, дюже гордый. Прямо в мать весь. Давеча ходила к ним. И так с ей, и этак, а она ни в какую, ни в какую. Вместе, говорю, надо держаться, раз мужья вместе работают, она говорит: «Не понимаю, о чем это вы говорите, что значит вместе, что значит держаться?» Но вежливо, вежливо, что и говорить. Вот так, Миша. Ну и ладно. Может, муж-то ее понятливей, — она встряхнула еще раз дорожку и пошла в дом. На пороге обернулась, — а ты, деточка, кушай, кушай. Ты, видать, поумнее брата свово. Еще захочешь, скажи.

Вовке тоже хотелось уйти вслед за братом, но отказаться от белого хлеба с маслом, который он ел еще до войны, было выше его сил. Он стоял против Мишки и ел. Мишка тоже стал есть хлеб, который сунул ему в руки Шурка.

— Хочешь, я тебе марки свои покажу? — предложил Мишка.

— Покажи, — согласился Вовка.

Разноголосая шумливая очередь у раздаточного окошка фабрики-кухни разом притихла. Только боязливо-сочувственный шепот полз но очереди:

— Талон потерял. Талон пропал.

Все смотрели на мальчика в больших сапогах и серой шинели, стоявшего у окошка. Это был Сережка. Он растерянно оглядывался по сторонам и рылся во всех своих карманах.

— Так где твой талон, мальчик? — нетерпеливо повторила свой вопрос раздатчица.

— Нету, — выдавил Сережка упавшим голосом и отошел от окошка.

В сторонке под любопытными взглядами ребят Сережка еще раз вывернул карманы, но кошелька, в котором вместе с марками и денежной мелочью лежал талон, не было.

Наморщив лоб, он постоял в раздумье, потом оживился, надел шапку, вышел из подвала и побежал к школе.

Около собранного металлолома кошелька не оказалось. Сережка пошел в степь. Тщательно осмотрел место, где они собирали железки, но кошелек так и не нашел.

Вернувшись к фабрике-кухне, он не решился спуститься в подвал, сел на камень недалеко от входа.

Ему очень хотелось есть. Утром чуть свет ушел в школу без завтрака. Перед обедом забежал на минутку домой и тарелку каши с кусочком хлеба, оставленные ему дедушкой, отдал маленькой Светланке, рассчитывая поесть на фабрике-кухне.

Теперь он просто не знал, что делать. Дома есть было нечего.

Из подвала вышел Сова.

— Ну, не нашел? — спросил он.

Сережка покачал головой.

— А может, она так даст? — сказал Сова, садясь рядом.

— Не даст.

— Знаешь, что, — Сова положил Сережке руку на плечо, — пойдем к моей тетке на базар. Она там почти каждый день торгует. Я у нее выпрошу что-нибудь поесть.