Фрида Нильсон - Тонкий меч

Нет, Господину Смерть меня не получить! Так просто я не сдамся! Я ощутил прилив сил, забарахтался еще отчаяннее и вдруг нащупал какую-то опору. Оттолкнувшись, я выплыл на поверхность и ухватился за ветки ольхи — те самые, за которые зацепился курткой от пижамы. Держась за них, я выбрался на берег. А уж там упал на колени, и вода хлынула из меня как из кувшина. Она текла и текла, словно я выпил половину реки. Когда наконец поток иссяк, я поднялся на дрожащих ногах. И представьте — какое везение! Чуть поодаль на четвереньках стоял Трине. Изо рта и пятачка у него хлестала вода. Я бросился к нему и обнял.

— Ты цел!

Трине застонал и закашлялся. Наконец вся вода вытекла из него, и он в изнеможении опустился на землю.

— Тьфу! Это был настоящий кошмар! — пробормотал Трине, дрожа всем телом.

Он сидел, обхватив колени руками, бледный и промокший до нитки.

— Зачем ты бросился в реку? — спросил он.

— Чтобы спасти тебя, конечно.

— Почему?

— Почему?!

Не знаю, разозлился я больше, чем огорчился, или наоборот.

— Ты едва не утонул! — сказал я. — Ты мог умереть!

Он покачал головой.

— Нет, я не могу умереть. Я же тебе говорил.

— Ах да… А чего же ты тогда так перетрусил? Там, на мосту?

— Ну, там же было высоко! А я боюсь высоты, — объяснил он.

Я надолго задумался, пытаясь понять, что именно произошло.

— Но я видел, как ты тонул… И что ты тогда чувствовал?

Он пожал плечами.

— Было мокро.

— А дышать ты мог?

— Нет, ясное дело, не мог. Под водой ведь нельзя дышать.

Тогда я снова задумался, а потом спросил:

— Что будет, если ты, например, порежешь палец?

— Будет больно, конечно, — ответил он.

— А если ты горло себе перережешь, что тогда?

— Ну, кровищи будет много.

— Но ты не умрешь?

— Нет.

— А если упадешь со скалы высотой в несколько сот метров?

Трине поежился.

— Прям мороз по коже. Я наверняка переломаю ноги и руки.

— И шею?

— Возможно.

— Но не умрешь?

— Нет. Но придется довольно долго полежать в кровати с шиной на ноге.

Я посмотрел на черную ленту реки. Теперь она казалась такой спокойной, такой безопасной. Красивая водная гладь, скрывающая ужасные бурлящие глубины.

— А что случится, если ты заболеешь? — допытывался я.

— Заболею?

— Ну, вдруг у тебя появится комок в теле, который нельзя убрать.

Он улыбнулся так, будто я сказал что-то невероятное.

— Его можно будет убрать.

— Но если он слишком большой?

— Каким бы большим он ни был, надо будет просто выскоблить все до конца, — сказал Трине и развел копытами. — Если нельзя умереть, значит нельзя.

— Понятно.

— Конечно, мне потом придется полежать, чтобы как следует поправиться, — добавил он. — Я, может, не сразу встану на ноги и пущусь в пляс. Слушай, а мы все-таки пересекли границу!

И он расплылся в своей очаровательной улыбке, а потом принялся толкать меня копытцем в плечо, словно хотел сказать: ну и молодцы мы с тобой, верно?

— Разве это нормально, если не можешь умереть? — спросил я.

Мы уже изрядно углубились на территорию Спарты. Пейзаж изменился. Лес расступился, а почва стала беднее. Мы шагали по широкой пустоши. Иногда продирались сквозь заросли кустарников, иногда выходили на лужайки. Трава на них росла красно-коричневая, словно выгорела. Воздух был свежий и приятный.

— А что в этом такого? — вопросом на вопрос ответил Трине.

— Ну, все, что делает человек… в каком-то смысле он делает для того, чтобы не умереть, — попытался объяснить я. — Тебе так не кажется?

— Мне кажется, тут все иначе, — немного подумав, сказал Трине. — Для мамы самое важное — грести в лодке Господина Смерть. Для папы самое важное — управлять этой лодкой. Для Тялве… ну, для него, пожалуй, — быть во всем первым.

— А ты? Для тебя что самое важное?

Он пожал плечами. Взгляд его неуверенно блуждал, пока он искал ответ.

— Не знаю, — наконец сказал Трине и вздохнул. — Я ведь ничего не умею.

Я растерялся. Мне казалось, что мой новый друг умеет очень многое. Например, он добрый, придумывает всякие проказы, с ним весело. Но я догадывался, что на самом деле больше всего ему хочется быть похожим на старшего брата. Чтобы это ему папа дал письмо-пропуск и меч, чтобы ему поручал важные задания.

Солнце уже высоко взобралось на небо. Перед нами простиралась бесконечная пустошь красивого красно-бурого цвета. Здесь и там блестели зеркальца озер. На расстоянии они казались глубокими, но, когда мы к ним подходили, обнаруживалось, что их легко можно перейти вброд. От холода сводило ноги, трава на дне напоминала спутанные волосы. Но вода была вкусная. Я набирал ее в ладони и пил. Мы уже давно доели последние запасы.

— Как долго нам еще идти, прежде чем найдем что-нибудь съестное? — спросил я.

Трине, прищурившись, огляделся и пожевал нижнюю губу.

— Понятия не имею, — пробормотал он. — Недолго, надеюсь.

Мы поплелись дальше, по очереди несли мешок. Иногда мы доставали мечи и немножко упражнялись — бегали и фехтовали. Приятно было слышать, как твой собственный боевой клич уносится высоко в небо, как он разлетается по полю и отдается сотней голосов. Помню, я подумал: если Господин Смерть услышит сейчас мои боевые возгласы, то поймет, что ему следует меня опасаться.

Но сколько мы ни шли, никуда не приходили. По крайней мере, так казалось. Словно пустошь вокруг все росла и росла. Только подумаешь, что уже видишь ее конец, где нет ни мха, ни ржавой травы, как эта скупая земля опять немного растягивается. И нужно идти дальше.

Когда наступил поздний вечер и солнце скрылось, выполз туман. Местами он был такой густой, что мы едва различали друг друга, а всего несколько секунд спустя становился тоньше и превращался во влажную вуаль, в которую, казалось, можно завернуться и танцевать…

Внезапно послышался странный шум. Сначала словно звон колокольчика. Потом будто кто-то неравномерно стучал. Время от времени доносился треск, а потом снова все стихало. Мы с Трине остановились и переглянулись.

— А это не?.. — начал было я.

— Да, — прошептал он и убежденно кивнул. — Там кто-то сражается на мечах.

— Может, обойдем сторонкой? — предложил я.

Он задумался на пару секунд.

— Все-таки хочется хоть одним глазком посмотреть. Давай, а? Мы осторожно, никто нас и не заметит.

— Заманчиво, — согласился я. Мне тоже стало любопытно. И мы пошли дальше.

Немного погодя туман чуть-чуть рассеялся, и мы увидели на невысоком холме шатер — красивую восьмиугольную палатку из светлой ткани. На остроконечной крыше возвышался шпиль. Веревки, натягивавшие ткань, были украшены лентами и вымпелами — зелеными, желтыми, розовыми.