Владимир Алеников - Приключения Петрова и Васечкина, обыкновенные и невероятные

Сколько это продолжалось, не знаю, только, в конце концов, освободились. И тут видим, что вместе с лоханью мы и замок сорвали, так что ничего ее уже не держит. Очень мы с Васечкиным обрадовались. И поволокли, значит, эту проклятую лохань к слуховому окну.

Как мы ее туда протискивали, как спускали вниз по лестнице — это, как моя бабушка говорит, нужно отдельно рассказывать. Одно скажу: не было такого угла, о который бы мы эту лохань не стукнули. До сих пор в голове звон стоит.

Ну хорошо, с лестницы мы ее с грехом пополам спустили, а дальше-то как нести? Давай, говорю, волоком потащим. Попробовали. Такой шум начался, что изо всех окон соседи повысовывались.

А Васечкин на меня набросился. «Ты чего шумишь, — кричит, — хочешь, чтобы тетя Паша нас застукала?» С ума сошел, говорю, вовсе у меня нет такого желания. «А раз нет, говорит, тогда давай ее по-другому нести». Как это по-другому? — спрашиваю. «Да так, говорит, на головах понесем, это, говорит, даже полезно, в Африке все на головах носят, поэтому у них и осанка стройная, а ты, Петров, все время сутулишься». Ладно, ладно, говорю, ты на себя посмотри.

Короче, залезли мы под эту чертову лохань и понесли. Не знаю, как насчет осанки, в смысле помогает ли тут ношение лоханей на голове, но только при таком способе переноса совсем ничего не видно, разве только то, что под ногами. А сзади еще и Васечкин напирает, прет себе и прет, даже под ноги не смотрит, на меня надеется. Почему-то у нас всегда так — он придумывает, а я отдуваюсь.

Одним словом, когда мы шли, только и слышно было: «Бум! Бах! Дзынь! Ой-ей-ей!» Пока мы эту громыхающую лохань до нашего парадного донесли, я уже к этим столкновениям настолько привык, что, когда мы поднимались по лестнице и опять во что-то «резались, я уже ничуть не удивился.

Начал я это что-то обходить — не получается. Выглянул я тогда из-под лохани, огляделся и чуть из рук ее не выпустил! Во-первых, Васечкина сзади уже не было, а, во-вторых, передо мной стояла сама тетя Паша собственной персоной, да еще со шваброй в руках. Ну, все, думаю, конец. А тетя Паша вдруг таким ласковым голосом и говорит: „А не почините ли вы мне, ребятки, швабру?“ Ага, говорю» конечно. С превеликим, говорю, удовольствием. Кладите, говорю, ее сверху на лохань!

В общем, допер я эту несчастную лохань вместе со шваброй до своего 6-го этажа. Только я ее с себя снял, как вдруг слышу, лифт заработал. Двери у него открываются, и выходит оттуда как ни в чем не бывало… Васечкин. «Как самочувствие?» — спрашивает. Ну, я ему и ответил, что у меня-то самочувствие хорошее, а за его самочувствие я сейчас не ручаюсь. А он так это невозмутимо смотрит на меня, как только он умеет, и говорит: «Ладно, ладно, ты, вообще-то, Петров, молоток: и тетю Пашу не испугался, а самое главное, швабру раздобыл!» А швабра-то, спрашиваю, здесь при чем? А он: «Мы из нее мачту сделаем, вот при чем!»

Так, между прочим, и сделали, как он сказал: из швабры — мачту, из простыни — парус, а еще Васечкин где-то

зонтик раздобыл, знаете, такой автоматический: нажмешь на кнопку, и он сам тут же раскрывается.

А зонтик, спрашиваю, зачем? «Ну, как ты не понимаешь, говорит, ты у взрослых яхт спереди парус видел?» Видел, говорю, он «спинакер» называется. Тут Васечкин как захохочет. «Чего ржешь?» — спрашиваю. А он говорит: «Взрослые эти меня прямо удивляют, вечно у них все наоборот, парус спереди, а называется „спинакер“! Наш парус будет называться „грудякер“!» Ладно, говорю, как ни называй, а толку-то… «Как это что толку, говорит, у яхтсменов такого паруса и в помине нет, а у нас есть, значит, у нас преимущество…»

Тут я вздохнул, потому что слабое это было преимущество, ведь, если честно, не яхта у нас получилась, а одно название. Ну, я Васечкину на это осторожно намекнул. А тот почему-то вдруг обрадовался. Правильно, говорит, надо нашей яхте название придумать. И вправду придумал. И знаете какое? Ни за что не догадаетесь. «Мария С.»! Я-то сразу понял, почему он ее так назвал. Зачем, говорю, Васечкин, тебе это «С»? Назови ее просто «Мария». И так очень даже красиво. А он говорит: «Ты, говорит, Петров, ничего в этом деле не понимаешь. „Марий“, говорит, сколько хочешь может быть, а „Мария С.“ одна! Ясно тебе?» А потом раздобыл где-то зеленую краску и на борту нашей бедной лохани это название изобразил печатными буквами — «МАРИЯ С.». И стоит любуется, прямо сияет весь. А чего радоваться, думаю, на такой яхте не то что никого не победишь, а счастье еще, если не утонешь.

Смотрю я на нее и вздыхаю. «Ты чего, Петров, все время вздыхаешь?» — спрашивает Васечкин. Ну, я ему и объяснил, чего. Тут он тоже задумался, но вздыхать не стал. Подумал-подумал и говорит: «Идея! Нужно к этой лохани моторчик приладить! И тогда мы их всех и момент обгоним!» Да, говорю, идея, конечно, классная, но это же нечестно! «Чепуха, говорит, главное результат! А потом мы так все сделаем, что никто про этот моторчик и не узнает, спорим!?»

Я было отказался, но Васечкин как начал уговаривать, вы же знаете Васечкина, он кого хочешь может уговорить. И меня, в конце концов, тоже уговорил. Только где моторчик-то этот взять?

Но если Васечкин что-то придумал, для него уже никаких преград не существует. «У Вовки, говорит, Сидорова велосипед с моторчиком». Ну и что с того, спрашиваю, это же у Сидорова, а не у нас. А Васечкин говорит: «Ты стой тут, Петров, никуда не двигайся, я сейчас вернусь!»

И правда, и получаса не прошло, как он возвращается с моторчиком. Такого я даже от Васечкина не ожидал. «Как это тебе удалось?» — спрашиваю. А он гордо так ухмыляется и говорит: «Секрет фирмы!» Тут я опять вздохнул, потому что хорошо знаю эти секреты, потом неприятностей не оберешься. А Васечкин говорит: «Не боись! Я все придумал: спустим нашу „Марию С.“ на воду, я в нее сяду…» Ну тут я, естественно, вздохнул с облегчением, «…а ты нырнешь и приладишь моторчик!» — заявляет Васечкин. «Как это я его прилажу?» — спрашиваю. «Да очень просто, говорит он, вот видишь: я к нему магнит привязал? Он к лодке примагнитится, и все будет отлично. У меня все продумано!»

Ну, в общем, я на это ничего не сказал. Только говорю: «Ладно, я согласен». На том и порешили.

Но теперь надо было нашу «Марию С.» к морю доставить. О том, чтобы самим ее туда донести, и речи не могло быть. То есть мы вообще-то попробовали, но не успели и несколько шагов пройти, как вдруг подул попутный ветер, парус-простыня затрепетал, будто собрался улететь, к тому же каким-то образом раскрылся зонтик, так что нас неожиданно понесло вниз по улице. Вернее, понесло меня, так как Васечкина, который впереди шел, сразу с ног сбило. Ну, тут нас, конечно, ребята окружили, поэтому, как только Васечкин поднялся, он сразу очутился в центре внимания. Обо мне он, конечно, сразу забыл, так что, пока я сражался с нашими парусами, он всем гордо рассказывал о технических особенностях нашей лодки. Его ведь хлебом не корми, дай оказаться в центре внимания. Он там себя как рыба в воде чувствует. Другое дело я. Ничего мне этого не нужно. Если бы не Васечкин, я бы сам, наверное, ни в одно бы приключение не попал. Не такой я человек.