Ксения Иванчикова ( Эр) - Большой Бу

– Зачем ему понадобилось это прятать? – недоумённо спросил я.

– А как бы он объяснил, что это, твоей бабушке, стоило ей это найти?

Я опустил глаза вниз.

– Он был для всех серьезным человеком, Джонни, а серьезным людям непростительны такие ребячества. Тогда ему стали задавать бы слишком много вопросов и часто мешали, разве ему было нужно? Тот, кому нужно было это увидеть, видит это прямо сейчас, безо всяких объяснений. Видимо так он и хотел. Не знаю, знакомо ли тебе это, но иногда ты боишься за то, что для тебя ценно. Боишься по многим причинам…

Бу вздохнул и поднял голову вверх. Он говорил вполголоса какие-то фразы, которые я никак не мог собрать воедино.

– Так вот о чем была речь. Она говорила об этом. Именно об этом. Но как так? Разве? Нет, не может быть. Или?

Я опустил голову вниз, я тоже не всегда все любил говорить вслух.

Такие вещи можно смело назвать тацендой. С латыни это те вещи, о которых лучше хранить молчание.

– Бу, я хочу зайти внутрь.

– Куда? В дом?

– Да, – ответил я.

– Пойдешь с ним? – спросил Бу у Лин.

Она подняла и опустила брови.

– Не знаю, как он хочет.

– Можно я вначале зайду один? – с опаской спросил я у Большого Бу.

Он кивнул.

– Джонни, мы здесь тебя подождем.

Я посмотрел на них и сделал первый шаг вперёд. С одной стороны меня пугала неизвестность, а с другой я был уверен, что такая встреча должна быть обязательно для двоих. Иных присутствий она не допускала.

Осторожно ступая по траве, я подошёл к лестнице, состоящей всего из трех ступенек.

– Подгнили немного, без хозяина, – грустно заметил я про себя.

Минуя эту скромную лестницу, я вошёл на веранду, дверной колокольчик был сделан из скреплённых меж собою небольших транспортиров, треугольников и лекал. Я аккуратно качнул его и прошел дальше. Сама веранда была совсем небольшой, на окнах едва покачивались белоснежные занавески, в центре стоял деревянный круглый столик и кресло-качалка. Я сел на неё, и она вздрогнула от позабытой тяжести. С неё открывался прекрасный вид из окна: виднеющийся лес, стайка птиц, песок вдалеке и утонувшее в облаках солнце. Я представил Вика, сидящего на ней и подолгу смотрящего вдаль. Стало прохладнее. Не знаю, отчего.

Таценда.

Шаркая ногами по заскучавшим половицам, я дошёл до окна и бросил взгляд на Бу и Лин, они смотрели на море и о чём-то разговаривали. Я пригнулся, чтобы они меня не заметили, и пошёл к лестнице, ведущей на второй этаж. Она тоже была совсем небольшой, белого цвета с потёртостями на кромках ступенек. На перилах вверху был небрежно кинут бежевый плащ, поднявшись, я взял его в руки и приложил к лицу. На секунду показалось, будто я совсем маленький, а Вик стоит в красно-белом полосатом свитере и обнимает меня. Я проваливаюсь в тепло его свитера, в тепло его груди и начинаю тонуть. В носу начинает чесаться, я открываю глаза, тру их и смотрю по сторонам; тахта, укрытая клетчатым пледом, деревянные фигурки животных, светлые мансардные окна, небольшой стол, возле которого торшер. Около тахты небольшая стеклянная дверь и выход на балкон. Меня охватывает странное чувство, мне кажется, будто впервые в жизни я оказался настолько близко к Вику, что ощущаю его повсюду, в каждом окружавшем его предмете. Не знаю, готов ли я к этой близости. Я зажмурился и пошёл к балкону, ручка долго не поддавалась, а затем резко опустилась вниз и дверь распахнулась.

Мне в лицо снова подул ветер, я опёрся на перила балкона и посмотрел вперёд. Вид был совершенно другой. Море казалось ближе, и прямо на меня смотрел старый красный маяк.

Мой дед Вик часто рассказывал мне о маяке в детстве. Он придумывал истории и начинал верить в них сам, а потом, когда был абсолютно уверен в их реальности, рассказывал их мне, а я безоговорочно верил ему. Так, эти истории становились только нашими, и мне это невероятно нравилось.

Однажды, он сел ко мне на кровать вечером и начал так.

– А ты когда-нибудь слышал про старика Барри?

Я пожал плечами.

– И, конечно, не знаешь, что он был смотрителем маяка?

– И этого не знаю, а что в нем такого? Ну, смотритель маяка, звучит здорово, а что с того?

– Он был очень похож на нас.

Я поднял брови вверх и посмотрел на него.

– Каждый день он поднимался на верхушку маяка с большим биноклем и подолгу всматривался вдаль. Он видел дома местных людей, бегающих котов и собак, цветы и деревья. У одного из домов росли две яблони. Женщины, живущие в этом доме, выносили на улицу простыни и журналы, ложились на солнце, и так загорали. Они закрывали глаза, позади их домов шумели волны. Одна из них умела слушать море, стоило волнам начать бежать быстрее прежнего или наоборот стихнуть, она вздрагивала, поднимала голову и смотрела в сторону моря, будто желая убедиться, все ли с ним в порядке. Её звали Эмс. Она была немного помоложе, чем наш Барри. Он любил её всем сердцем, потому каждый вечер писал ей письма. Конечно, он не отдал ни одно из них. В этом не было нужды. Исписав новый лист, он клал его в белоснежный конверт и нанизывал на одну из пружин матраса своей кровати. Последний раз он пересчитывал их год назад.

Я замахал руками.

– Ну уж нет, не засчитывается, совершенно неправдоподобно. Это какой же у него должен быть бинокль, чтобы он видел даже яблоки на ветках? И как он узнал её имя? И откуда ты узнал об этом?

Вик опустил голову вниз и засмеялся.

– Как сейчас помню, 176 писем. С учетом тех пружин, на которые было нанизано по 2 письма.

Я приспустил одеяло и сел на кровати.

– Хорошо…а где сейчас Барри?

Вик пожал плечами.

– Похоронен, как капитан.

Я не понял смысла, но не стал переспрашивать, а только добавил.

– А письма?

– Как капитан, Джонни, как капитан.

Я вошел с балкона в комнату, ещё раз окинул её взглядом, подошёл, сам не зная почему, к дедушкиному столу и бережно провёл по нему рукой, после чего пошел к лестнице, часто оборачиваясь, тоже не зная отчего. Подошел к старому серванту, где стопкой были сложены старые газеты. Подёргал ключ в ящике тумбочки, но его будто заклинило.

Ещё раз обвёл глазами комнату, будто хотел разглядеть в ней что-то, что поможет мне заглушить в себе воспоминания. Потом посмотрел на лампу, качающуюся на потолке, вспомнил, как Вик качал меня в детстве на качелях, вспомнил про его любимую домашнюю тельняшку. Не знаю, почему, но в тот момент, я закричал. Закричал и сам испугался этого.

Я схватился за голову и выбежал из дома.

Прямо у входной двери ко мне подбежала Лин и схватила за плечи.

– Что случилось, Джонни? Ты будто привидение увидел.

Я постарался в ту же минуту сделать самое спокойное и невозмутимое выражение лица из всех, что были у меня в запасе.