Р. Паласио - Глава Джулиана

Она прервалась, чтобы вытереть глаза платком, а потом допила остаток вина.

— Его родители, месье и мадам Бомье, конечно, были убиты горем, — продолжала она. — Мы получили официальное известие, что он погиб, только после освобождения Франции. Но мы знали, мы знали. — Она промокнула глаза. — Я жила с ними еще один год после войны. Они обращались со мной как со своей дочерью. Именно они помогли мне найти папу, хотя на это и потребовалось немало времени и сил. Тогда везде был такой хаос. Когда папа наконец смог вернуться в Париж, я переехала к нему. Но я всегда навещала Бомье, даже когда те совсем состарились. Я никогда не забывала об их доброте ко мне.

Она вздохнула и замолчала. После нескольких минут тишины я сказал:

— Бабушка, это самая печальная история, которую я когда-либо слышал! Я даже не знал, что ты побывала в войне. То есть папа никогда об этом не рассказывал.

Она пожала плечами.

— Очень возможно, я никогда и не рассказывала твоему отцу этой истории, — сказала она. — Знаешь, я не люблю говорить о грустных вещах. Во многом я осталась все той же легкомысленной девчонкой. Но когда я услышала от тебя о маленьком мальчике со странным лицом, я не могла не вспомнить о Турто и о том, как я сначала боялась его и как плохо мы с ним обращались из-за его увечья. Те дети так подло над ним издевались, Джулиан. У меня сердце разрывается, когда я об этом думаю.

И как только она сказала это, что-то внутри меня по-настоящему сломалось. Я посмотрел на пол и вдруг расплакался. А когда я говорю, что расплакался, то не имею в виду пару слезинок, скатившихся по щекам, — я имею в виду полномасштабный рев с соплями и всхлипываниями.

— Джулиан….

Я потряс головой и закрыл лицо руками.

— Как ужасно, бабушка! — шептал я. — Я так чудовищно вел себя с Ави! Мне так жаль, бабушка!

— Джулиан, — нежно повторила бабушка. — Посмотри на меня.

— Нет!

— Посмотри на меня, мон шэр . — Она обхватила мое лицо ладонями и заставила меня посмотреть на нее. Мне было так стыдно, что я и правда не мог посмотреть ей в глаза. И вдруг у меня в голове, как крик, зазвучало то самое слово, которое много раз произнес мистер Попкинс, то, к чему все пытались меня принудить.

Да, вот оно. Так вот что это такое!

РАСКАЯНИЕ. Меня трясло от раскаяния. Я рыдал от раскаяния.

— Джулиан, — сказала бабушка. — Мы все делаем ошибки, мон шэр .

— Нет, ты не понимаешь! — ответил я. — Это была не просто какая-то одна ошибка. Я и есть те дети , которые ужасно вели себя с Турто… Я его травил, бабушка. Я!

Она кивнула.

— Я называл его уродом. Смеялся у него за спиной. Подбрасывал злые записки! — вопил я. — Мама всегда оправдывала всё, что я делал… но тут нет никаких оправданий. Я все это делал! И не знаю почему. Совсем не знаю!

Я рыдал так сильно, что уже вообще не мог говорить.

Бабушка гладила меня по голове и обнимала.

— Джулиан, ты еще такой юный. Ты понял, что поступил плохо. Но это не значит, что ты не способен на хорошие поступки. Это значит только, что в прошлом ты сделал неправильный выбор. Вот что значит, когда я говорю, что ты сделал ошибку. То же было со мной. Я сделала ошибку с Турто.

Но что хорошо в жизни, — продолжала она, — это что иногда мы можем исправлять свои ошибки. На них мы учимся. Становимся лучше. Я больше никогда не сделала той ошибки, которую совершила с Турто, ни с кем во всей моей жизни. А у меня была очень, очень длинная жизнь. И ты тоже будешь учиться на своих ошибках. Ты должен пообещать себе, что никогда ни с кем не будешь вести себя так, как с тем мальчиком. Одна ошибка не определяет тебя, Джулиан. Понимаешь? Ты просто должен поступить лучше в следующий раз.

Я кивнул. Но плакал еще очень-очень долго.

Той ночью мне приснился Ави. Я не помню деталей, но, думаю, за нами гнались нацисты. Ави поймали, а у меня был ключ, чтобы его выпустить. И, кажется, я его спас. А может, я это придумал, когда проснулся. Иногда трудно разобраться во всех этих снах. Я о том, что, например, нацисты в моем сне выглядели как имперские офицеры Дарта Вейдера, поэтому вряд ли стоит придавать снам слишком большое значение.

Но по-настоящему важно то, что это не был кошмар. И мы с Ави были на одной стороне.

Я проснулся очень рано и не мог заснуть обратно. Я все думал об Ави и Турто-Жюлиане — мальчике-герое, в честь которого меня назвали. Как странно: я всегда думал об Ави как о своем враге, но, когда бабушка рассказала мне свою историю… не знаю, она как будто меня изменила. Я продолжал думать о том, как огорчился бы Жюлиан, если бы узнал, что кто-то, кто носит его имя, вел себя так подло.

Я продолжал думать о том, какой грустной была бабушка, когда рассказала эту историю. И как она до сих пор помнит все подробности, ведь все случилось лет семьдесят назад. Семьдесят лет! Будет ли Ави помнить меня через семьдесят лет? И все гадости, которые я ему говорил?

Я не хочу, чтобы меня помнили за подлости. Я хочу, чтобы меня помнили так, как бабушка помнила Турто!

Мистер Попкинс, теперь я понял! Р.А.С.К.А.Я.Н.И.Е.

Я поднялся, как только рассвело, и написал записку.

Дорогой Ави,

я хочу извиниться за все, что я сделал в прошлом году. Я много об этом думал. Ты такого не заслужил. Я бы хотел все исправить. Я стану лучше. Надеюсь, когда тебе будет восемьдесят, ты не будешь помнить меня подлецом. Желаю тебе всего доброго.

Джулиан

P.S. Если это ты рассказал мистеру Попкинсу о записках, не волнуйся. Я тебя не виню.

Когда проснулась бабушка, я прочитал ей записку. Она сжала мое плечо:

— Я горжусь тобой, Джулиан.

— Думаешь, он меня простит?

Она задумалась.

— Это его дело, — ответила она. — В конце концов, мон шэр , важно, что ты прощаешь себя. И учишься на своих ошибках. Как я с Турто.

— Думаешь, Турто простил бы меня? — спросил я. — Если бы узнал, что человек, названный в его честь, вел себя так ужасно?

Она поцеловала мне руку.

— Турто простил бы тебя, — ответила она. И я видел, что она действительно так думала.

Я понял, что у меня нет адреса Ави, и поэтому написал еще один мейл мистеру Брауну и спросил, может ли он переслать мою записку Ави. Мистер Браун ответил сразу же. Сказал, что очень рад помочь. А еще — что очень мной гордится.

Мне от этого стало так хорошо! Хорошо по-настоящему . И оказалось, что чувствовать себя хорошо — это очень хорошо. Трудновато объяснить, но, кажется, я устал чувствовать себя плохим человеком. Как я уже говорил миллион раз, я просто обыкновенный ребенок. Типичный, нормальный, обыкновенный ребенок. Который совершил ошибку.

Но пытается ее исправить.

Мои родители приехали неделю спустя. Мама все обнимала меня и целовала и никак не могла остановиться. Я еще ни разу не уезжал из дома так надолго.