Р. Паласио - Глава Джулиана

Последние дни в школе были ужасными. Специально меня никто вроде не обижал, но я чувствовал, что Амос и Генри с Майлзом меня игнорируют. Я больше не был всеобщим любимчиком. Никто не смеялся над моими шутками. Никто не хотел со мной тусоваться. Казалось, исчезни я из школы — никто и не станет по мне скучать. А между тем довольный Ави расхаживал по коридорам школы, и все старшеклассники жали ему руки и похлопывали по плечу.

Ну и пусть.

Как-то утром на перемене мистер Попкинс вызвал меня к себе в кабинет.

— Как дела, Джулиан? — спросил он меня.

— Нормально.

— Ты написал письмо с извинениями, о котором мы тебя просили?

— Папа говорит, что раз я ухожу из школы, то не обязан ничего писать, — ответил я.

— Понятно, — кивнул он. — Я-то надеялся, что ты сам захочешь его написать.

— А с чего бы? — огрызнулся я. — Всё равно все думают, что хуже меня нет на белом свете. Зачем вообще напрягаться и писать это письмо?

— Джулиан…

— Послушайте, я знаю, все думают, что я «бесчувственный» и «не испытываю никаких угрызений совести»! — Я два раза согнул указательные и средние пальцы, изображая кавычки.

— Джулиан, — завел мистер Попкинс, — никто не…

Вдруг я почувствовал, что вот-вот заплачу, и поэтому перебил его.

— Я опаздываю на урок и не хочу, чтоб мне потом и за это досталось. Можно, пожалуйста, я пойду?

Мистер Попкинс погрустнел. Кивнул. А я вышел из его кабинета, не оборачиваясь.

Через несколько дней мы получили официальное уведомление, в котором сообщалось, что в шестой класс меня не берут.

Я не думал, что это так уж важно, потому что папа сам им сказал, что мы в любом случае не останемся в школе Бичера. Но мы пока не получили ответов от других школ, в которые подали заявки, и в случае, если меня не взяли бы ни в одну из них, мы планировали вернуться в старую школу. Но теперь и это было невозможно.

Мама и папа разъярились не на шутку. Пришли в бешенство. В частности потому, что они уже давно внесли взнос за шестой класс. И школа не собиралась возвращать деньги. В этом проблема с частными школами: тебя могут выкинуть без всяких на то причин.

К счастью, через несколько дней выяснилось, что меня взяли в частную школу, куда я больше всего хотел, недалеко от нашего дома. Правда, мне нужно будет носить форму, ну да и ладно. Лучше уж так, чем ходить каждый день в Бичера!

Надо ли говорить, что на выпускной в конце года я не пошел.

В июне мы с родителями отправились в Париж. Сначала мы собирались вернуться вместе в Нью-Йорк в июле, потому что я должен был поехать в рок-н-ролльный лагерь с Генри и Майлзом. Но после всего, что случилось, я больше туда не хотел. Родители разрешили мне остаться у бабушки до конца лета.

Обычно я ненавижу гостить у бабушки, но в этот раз было сносно. Я знал, что, когда родители уедут домой, я буду целые дни резаться на приставке в Halo , и бабушке будет наплевать. Я мог делать вообще все что захочу.

Моя бабушка не была типичной бабушкой. Она не пекла печенья. Не вязала свитеров. Она была, как говорил папа, «с характером». Хотя ей было уже за восемьдесят, она одевалась как заправская модница. Перья и блестки. Тонны косметики и духов. Высокие каблуки. Она никогда не просыпалась раньше двух дня, а потом еще часа два одевалась. А после могла отправиться со мной по магазинам, или в музей, или в шикарный ресторан. Она вообще не разбиралась в детском, если вы понимаете, о чем я. Например, она часто водила меня в кино, но никогда — на детские сеансы, и в результате я посмотрел миллион совсем взрослых фильмов. Если мама как-то пронюхает о некоторых фильмах, которые мы посмотрели вместе с бабушкой, она наверняка страшно разъярится. А еще бабушка была француженкой и всегда говорила, что мои родители «слишком американцы».

Бабушка никогда со мной не сюсюкала. Даже когда я был маленьким, она не использовала специальные детские словечки и не говорила со мной так, как обычно взрослые говорят с глупыми малышами. Она описывала все вокруг нормальными словами. Например, когда я заявлял: «Хочу пи-пи», — она отвечала: «Тебе надо в туалет? Иди».

И еще она иногда сквернословила. О, какие она выдавала ругательства! И если я не знал, что они значат, мне надо было только спросить, и она объясняла — во всех подробностях. Некоторые слова, которым она меня научила, я даже не могу произнести вслух!

В любом случае, я был рад уехать из Нью-Йорка на целое лето. Я надеялся выкинуть всех моих бывших одноклассников из головы. Ави. Джека. Джун. Генри. Майлза. Всех. Если я больше никого из них не увижу, то стану самым счастливым ребенком в Париже. Серьезно.

Единственное, что меня немного огорчало, — я так и не попрощался ни с кем из учителей. А некоторые ведь мне по-настоящему нравились. Мистер Браун, учитель английского, наверное, был моим самым любимым учителем за все школьные годы. И он явно хорошо ко мне относился. Мне нравилось писать, и он меня очень хвалил. А я ему так и не сказал, что я не вернусь в школу Бичера.

Еще в начале года мистер Браун сообщил всем нам, что летом надо будет придумать и прислать ему одну максиму. И вот, как-то утром, когда бабушка еще спала, я задумался, не отправить ли ему максиму из Парижа. Я пошел в туристический магазин в нашем квартале и купил открытку с горгульей, одной из тех, что сидят на Нотр-Даме. Когда я ее только увидел, она мне сразу напомнила об Ави. А потом я подумал: «Тьфу! Почему я еще о нем вспоминаю? Почему вижу его лицо, куда ни сунусь? Когда же все это закончится, когда я начну все сначала?»

И тут меня осенило: это же и есть моя максима! Я немедленно ее записал.

«Иногда хорошо начать все сначала».

Так. Отлично. Мне очень нравится. Я нашел адрес мистера Брауна на его страничке на сайте школы Бичера и отправил открытку в тот же день.

Но потом, уже после того как я ее отправил, я осознал, что мистер Браун не поймет, что именно она значила. Не поймет по-настоящему. Он не знает всей предыстории, почему я так рад уйти из старой школы и начать новую жизнь. И я решил написать ему мейл и рассказать все, что случилось в прошлом году. Ну то есть действительно всё . Папа запретил мне когда-либо и с кем-либо говорить о моих шутках над Ави — по юридическим причинам. Но я хотел, чтобы мистер Браун знал достаточно, чтобы понять мою максиму. Еще я хотел, чтобы он знал, что я считаю его отличным учителем. Мама объясняла всем, что мы не вернемся в школу Бичера, потому что недовольны уровнем образования и учителями. А я из-за этого переживал, потому что не хотел, чтобы мистер Браун, например, думал, что мне у него было плохо.