Рабиндранат Тагор - Свет и тени

Бхобаничорон вошел в храм и молча посмотрел на обоих.

Мохамайя решительно обернулась к Раджибу:

— Раджиб, я приду в твой дом, жди меня!

Не проронив ни слова, Бхобаничорон вышел; так же безмолвно последовала за ним Мохамайя. Ошеломленный юноша замер на месте, словно услышал приговор о собственной казни.

В тот же вечер Бхобаничорон принес красное чели [19] Чели — шелковая женская одежда; красное чели — свадебная одежда. и сказал Мохамайе:

— Одевайся.

Когда девушка была готова, он велел ей следовать за ним. Не то что повеления, даже знака Бхобаничорона никто никогда не смел ослушаться. Не могла ему противиться и Мохамайя.

Они отправились на берег реки, к месту сожжения трупов, находившемуся недалеко от дома. Там, в хижине для паломников, старый брахман ждал своей смерти. К его постели они и подошли. В другом углу хижины стоял жрец. Бхобаничорон подал ему знак, и тот быстро совершил все приготовления для обряда. «Меня выдают замуж за умирающего!» — подумала Мохамайя, но не оказала ни малейшего сопротивления. В полутемной хижине, озаренной только пламенем двух погребальных костров, где неясное бормотанье мантр [20] Мантры — стихи из священных книг или заклинания, которые читают при совершении обряда. сливалось со стонами предсмертной агонии, был совершен брачный обряд.

На другой день после свадьбы Мохамайя стала вдовой. Но это несчастье не очень ее опечалило, да и Раджиб, пораженный, как громом, известием о неожиданном браке Мохамайи, обрадовался, узнав, что она овдовела.

Однако радость его оказалась недолгой — новый удар сразил юношу. До него донесся большой шум и суматоха на месте сожжения трупов: там готовили костер для Мохамайи.

Первой мыслью Раджиба было сообщить обо всем управляющему и с его помощью силой помешать этому ужасному обряду, но он вспомнил, что как раз сегодня его опекун уехал в Шонапур. Опекун хотел взять с собой и Раджиба, но тот остался, выпросив для себя отпуск.

«Жди меня», — сказала Мохамайя Раджибу, и он знал, что она не нарушит своего обещания.

Пока он получил отпуск на месяц, но, если понадобится, предполагал взять на два и на три месяца, а возможно, и совсем оставить работу и кормиться подаянием, но всю жизнь он не перестанет ждать Мохамайю.

В то время как Раджиб метался, будто помешанный, не зная, что предпринять, — то он хотел наложить на себя руки, то пытался что-нибудь придумать, чтобы спасти свою Мохамайю, — наступили сумерки, поднялся сильный ветер, и с неба хлынули потоки дождя. Ветер дул с такой силой, что Раджибу казалось, будто крыша над его головой вот-вот рухнет. Неистовствующие силы природы вторили его душевной буре, и это немного успокаивало юношу. Ему чудилось, что весь мир мстит вместе с ним. То, что он не в силах был совершить сам, исполнила за него природа, смешав небеса с преисподней.

Вдруг постучали в дверь. Юноша быстро открыл. В дом вошла женщина в намокшей одежде, с опущенным на лицо покрывалом. Раджиб сразу узнал ее: это была Мохамайя!

— Мохамайя! — воскликнул он, задыхаясь от волнения. — Ты встала с погребального костра?

— Да, я обещала прийти в твой дом. Я сдержала свое обещание. Но знай, Раджиб, я очень изменилась. Нет больше прежней Мохамайи — только душа моя осталась той же. В твоей власти вернуть меня на костер. Но если ты поклянешься, что никогда не снимешь с меня покрывало и никогда не будешь смотреть на мое лицо, я останусь.

Когда вырвешься из рук смерти, все остальное кажется незначительным.

— Пусть будет, как ты хочешь, — поспешно ответил юноша. — Но если ты покинешь меня, я не переживу.

— Так уйдем отсюда. Мы должны найти твоего хозяина.

Бросив все, что было в доме, Раджиб и Мохамайя пошли навстречу буре. Ураган бушевал с невиданной силой, трудно было удержаться на ногах. Мелкий щебень несся по ветру и впивался в тело. Опасаясь, что падающие деревья их придавят, они свернули с дороги и пошли открытым полем. Порывы сильного ветра подхлестывали их в спину, как бы стараясь отогнать этих людей от человеческого жилья и сравнять с землей.

Пусть читатель не сочтет этот рассказ за вымысел. Говорит, что в те времена, когда существовал обычай шахмарана [21] Шахмаран , или сати , — обычай самосожжения вдовы на погребальном костре ее умершего мужа. Официально запрещен в 1828 году. , такие случаи бывали, хотя и редко.

Мохамайю, связанную по рукам и ногам, положили на костер и в назначенное время зажгли его. Загудев, пламя поднялось вверх, но вдруг подул сильный ветер и хлынул дождь. Все, кто присутствовал при сожжении, укрылись в хижине паломников. Дождь погасил костер, однако веревки, связывавшие руки девушки, успели сгореть. Несмотря на нестерпимую боль от ожогов, Мохамайя, не издав ни единого стона, поднялась и развязала веревки на ногах. Затем, прикрыв свое тело остатками обгоревшей одежды, почти нагая, она сошла с костра.

Сначала Мохамайя направилась домой, но никого там не застала — все были на похоронах. Девушка зажгла светильник и, надев платье, взглянула на себя в зеркало, но в ту же минуту с ужасом бросила его на землю. Потом, накинув на голову покрывало, она пошла к Раджибу.

Что произошло дальше, читателю уже известно.

Теперь Мохамайя жила в доме Раджиба, но это не принесло ему счастья: покрывало легло между ними преградой, вечной и неумолимой, как смерть, и даже мучительнее смерти. Если со временем безнадежность притупляет боль невозвратимой утраты, то призрак надежды, таящийся за покрывалом, ежедневно, ежечасно причинял Раджибу невыносимые страдания.

Мохамайя была замкнута по природе, теперь же ее замкнутость еще больше усилилась из-за того, что она была вынуждена вечно прятать свое лицо под покрывалом. Это было страшно. Девушка жила, точно погруженная в безмолвие смерти, и эта немая смерть, сжимая в своих объятиях жизнь Раджиба, грозила задушить и ее.

Раджиб потерял прежнюю Мохамайю, и прекрасный образ, с детства хранимый его памятью, стал постепенно стираться, вытесняемый закутанным в покрывало существом, вечно находящимся перед его глазами.

«Все живое имеет покров, данный ему природой, — думал Раджиб, — Мохамайя же подобна описанному в пуранах Карне [22] Пураны — древние предания. Карна — в индийской мифологии первый сын Кунти (матери пандавов — героев «Махабхараты») и бога солнца. Он родился с оружием и в панцире. , носившему от рождения панцирь. Явившись на свет в одном покрове, она как бы родилась вторично и обрела новую оболочку».

Мохамайя никогда не расставалась с Раджибом и в то же время была невыразимо далека от него. И юноша всем своим исстрадавшимся сердцем старался постичь эту нерушимую тайну, подобно тому как звезды каждую ночь тщетно пытаются развеять своими негаснущими взорами ночную тьму.