Рабиндранат Тагор - Свет и тени

Так жили рядом эти две одинокие, не связанные друг с другом человеческие души.

Однажды, во время сезона дождей, в конце полнолуния, прорвав облака, в первый раз показалась луна. Тихая лунная ночь бодрствовала над изголовьем уснувшей земли.

Раджиб не спал в эту ночь, он сидел у раскрытого окна. Из истомленного зноем леса на него веяло ароматами цветов; тихо стрекотали цикады. У края темнеющего леса, как начищенный лист серебра, блестело озеро.

Трудно сказать, о чем думает человек в такую минуту, но вся его душа полна одним желанием, как лес пропитан ароматами, а ночь — стрекотаньем цикад.

Я не знаю, о чем думал Раджиб, но ему казалось, будто сегодня рухнут все преграды. Сегодня ночь сбросила с себя облачный покров и явилась прекрасной и торжественно-безмолвной, как Мохамайя прежних дней. Все его существо в едином порыве потянулось к девушке.

Раджиб встал и, как лунатик, направился к ней в комнату. Мохамайя спала. Он подошел ближе и наклонился над ее постелью. На лицо девушки упал лунный свет. Но что это! Где же давно знакомые черты?

Пламя погребального костра злобным языком слизало с лица Мохамайи всю красоту, оставив на нем лишь следы своего ненасытного голода.

Юноша отскочил, не в силах подавить стон. Это разбудило Мохамайю. Она проснулась и увидела перед собой Раджиба. В тот же миг Мохамайя накинула на лицо покрывало и, быстро поднявшись, встала с постели.

Раджиб замер, словно пораженный громом. Потом он упал к ее ногам:

— Прости меня!

Ничего не ответив, ни разу не оглянувшись, Мохамайя ушла из дома. Она не вернулась. Раджиб нигде не мог ее найти.

Вечная, без слов прощения разлука оставила неизгладимый след на всей дальнейшей жизни Раджиба, опалив душу его пламенем гнева.

1892

Как только Ума научилась писать, она совсем отбилась от рук. На стенах всех комнат она выводила углем кривые, неровные строчки: «Вода течет», «Лист дрожит».

Под подушкой невестки она нашла «Тайну Хоридаша» и на каждой странице книги карандашом написала: «Черная вода, красный цветок». В новом календаре, которым обычно пользовались домашние, она перепачкала надписями все листы.

В расходной книге отца, среди всяких счетов, Ума тоже сделала свои пометки: «Кто пишет и читает, тот ездит в карете».

До поры до времени никто не препятствовал этому творчеству, но однажды с Умой случилась большая неприятность.

Ее старший брат Гобиндолал, весьма невзрачный на вид человек, писал в газеты. После разговора с ним ни у кого из родных и знакомых не возникало подозрения в том, что он человек мыслящий. И действительно, в этом грехе его нельзя было обвинить. Но зато он писал в газету, и его суждения полностью совпадали с суждениями большинства бенгальских читателей.

Узнав однажды, что в работах европейских ученых по анатомии имеются серьезные ошибки, Гобиндолал, не прибегая к помощи логики, только в силу вдохновения, сочинил замечательную статью, в которой разгромил этих ученых.

И вот в полдень, когда никого из домашних поблизости не было, Ума над этой статьей чернилами надписала: «Гопал очень хороший мальчик, что ему дают, то он и ест». Я не уверен, что под Гопалом она подразумевала читателей Гобиндолала, но ярости брата не было предела. Сначала он избил Уму, потом отнял у нее все письменные принадлежности — самые заурядные, но приобретенные с огромным трудом: маленький огрызок карандаша и тупое перо, все вымазанное чернилами. Обиженная девочка как следует не понимала, за что ее так строго наказали, и горько плакала, сидя на полу в углу комнаты.

Насладившись местью, Гобиндолал возвратил Уме отобранные вещи. Кроме того, испытывая некоторое раскаяние и стараясь утешить девочку, он подарил ей превосходную разлинованную тетрадку.

Уме тогда было семь лет. С тех пор она бережно хранила свою тетрадку, ночью — под подушкой, а днем — на своей груди.

Ума не рассталась с тетрадкой и тогда, когда ей заплели маленькие косы и в сопровождении служанки отправили в деревенскую школу для девочек. Одни ее сверстницы позавидовали ее умению писать, другие удивились, а в третьих она возбудила ненависть.

В первый же год учебы Ума старательно записала в тетрадку: «Все птицы кричат, ночь кончилась».

Сидя на полу в спальне и закрывая тетрадку руками, она писала и громко, нараспев читала написанное. Так было собрано немало образцов поэзии и прозы.

На второй год в тетрадке стали появляться и сочинения на свободные темы, очень краткие, но важные, часто без начала и без конца. Некоторые из них стоит процитировать.

Так, после рассказов о тигре и цапле была написана одна фраза — ее нельзя найти в «Котхамале» [23] « Котхамала » — одна из книг для начального чтения. или где-нибудь еще в современной бенгальской литературе:

«Я очень люблю Джоши».

Не думайте, что я собираюсь рассказывать любовную историю. Джоши — не какой-нибудь одиннадцати- или двенадцатилетний мальчик. Это старая служанка; ее полное имя Джошода.

Однако на основании одной этой фразы нельзя правильно судить об отношении девочки к Джоши. Если кто-нибудь захочет написать достоверную историю об этом, он найдет в тетрадке через две страницы заявление, совершенно противоположное вышеприведенным словам.

И не только в этом случае. В сочинениях Умы на каждом шагу встречаются противоречия. Так, в одном месте написано: «Я поссорилась с Хоши на всю жизнь» (не с Хорихороном, а с Хоридаши, школьной подругой). Немного дальше можно найти слова, из которых становится совершенно ясно, что во всей вселенной нет более верной подруги, чем Хоши.

Прошел еще год, девочке исполнилось девять лет. Однажды утром в доме запела флейта: пришло время для свадьбы Умы.

Жениха звали Перимохон, он был помощником Гобиндолала в его литературных трудах. Несмотря на молодость и на то, что он кое-чему учился, новые идеи не проникли в его голову, поэтому деревенские жители очень хвалили Перимохона. Гобиндолал пытался было ему подражать, но значительных успехов на этом поприще так и не достиг.

Надев сари из Бенареса и закрыв покрывалом маленькое личико, Ума, рыдая, ушла в дом свекра.

— Дитя, слушайся свекрови, — напутствовала ее мать, — делай все по хозяйству, а главное, не читай и не пиши!

А Гобиндолал добавил:

— Смотри не вздумай там пачкать стены — это не такой дом. И никогда не пиши на бумагах Перимохона.

Сердце девочки сжалось от этих слов. Она поняла, что в том доме, куда она идет, никто не простит ей ошибок и пройдет немало дней, пока она узнает, что там считают ошибкой, что виной, а что проступком.