Михаил Фарутин - В Зарницах

Ребята немного смутились:

— Да мы так просто…

— Ну, как же — просто! Пришли на болото за три километра, да ещё в выходной день, так просто!

— Мы юннаты, — сказал осмелевший Ваня. — Изучаем жизнь нашего болота.

— Юннаты? Ну вот, теперь ясно. Значит, мы с вами товарищи: мы тоже юннаты, — говорит Максим Петрович.

— Какие же вы юннаты! — засмеялся Саша. — Вы большие да с ружьями. Вы охотники.

Через полчаса мы уже подружились, сидели рядом у костра, а мальчики охотно, с детским азартом рассказывали нам о необыкновенном кроншнепе.

Оказалось, недавно они здесь видели кроншнепа с белым пятном на серо-пепельной спине, и между ними разгорелся спор. Ваня утверждал, что это такое оперение, а Саша говорил, что это просто на спину кроншнепу капнула ворона. И вот они пришли разгадать эту загадку. Рассуждали они так: если это такое оперение, то пятно будет и через неделю, а если это капнула ворона, то пятна не будет — его смоет дождём или кроншнеп очистит клювом.

— Ну, и как же, разгадали вы эту загадку? — спросили мы.

— Разгадали, — ответил Ваня. — Утром забрались мы в ивовый куст и всё ждали, когда подсядет к нам кроншнеп, а ведь эта птица очень осторожная. Но всё же часа через три он сел шагах в десяти от нас. Ну, и оказалось, что это, такие белые перья… А ты говорил, ворона капнула! — обратился он к Саше.

И вот от этих-то ребят, которых мы встретили в майский день в лесу, получил я письмо. Не выдержал и тут же звоню Максиму Петровичу:

— Знаете, от кого я получил письмо?

— Нет, — отвечает, — не знаю.

— Да от ребят, от ушастых зайцев! Весну почуяли. Пишут, чтобы обязательно мы приезжали — будут встречать, ждут.

— Вот ведь какие молодцы — не забыли, слово своё пионерское сдержали! — слышу в телефоне растроганный голос Максима Петровича. — В десять вечера буду у тебя.

И вот наступает апрель, мы едем к нашим ребятам.

Поезд останавливается на станции Крутое. Тёплая и тёмная, спустилась апрельская ночь, в воздухе — приятная испарина.

— А ребят-то ведь нет! — говорит Максим Петрович.

В его голосе чувствуются разочарование и обида.

— Да куда в такую темень им идти? Завтра придут на Нерскую! — говорю я, желая успокоить приятеля.

И только начали спускаться с полотна дороги, как слышим:

— Максим Петрович! Дядя Миша!..

— Пришли, а? Пришли ребята! Сюда, сюда!

Бегут запыхавшись, бегут.

— Сюда, ребята!

— Ну, здравствуйте!.. Да смотри, как они выросли! Эх вы, ушастые зайцы! — радостно смеётся Максим Петрович, обнимая их.

— Куда пойдём? В деревню или сразу на Нерскую? — спрашиваем ребят.

— Прямо на Нерскую. Мы уж и дров натаскали к шалашу, — отвечают ребята.

И мы идём по знакомой тропе.

— Ну, а как кроншнеп с белым пятном, прилетел или нет?

— Ещё не видели. Уже шесть прилетело, а того ещё нет.

Опять мы на открытии весенней охоты. Я, Максим Петрович, Ваня и Саша сидим у костра на берегу Нерской. Искры от костра поднимаются и тают в ночной тьме. Шумит Нерская; она сегодня в полном своём половодье. Максим Петрович очищает брусничник, из которого будем готовить «чай».

Уже и птицы все убрались на покой, только какой-то неугомонный бекас всё ещё пел свою немудрую песню: «Э… э… э… жи… жи… жи…», — описывая дугу за дугой над нашими головами.

Наконец умолк и он.

Часа в четыре утра над головой раздался берущий за душу звук: «Тюх… тюх… тюх… тюх…»

Это прошла первая стайка чирков.

— Надо собираться, — говорит Максим Петрович.

Отстояв утреннюю зорю, мы с ребятами возвращаемся к своему шалашу по болоту, покрытому водой, но ещё с замёрзшим дном. Вдруг из-за куста с криком поднимается кроншнеп, а на спине — белое пятно.

— Он, он! — кричим мы, перебивая друг друга, и как-то приятно и радостно становится на душе.

И он, значит, подал нам весть о новой весне!

Открытие осенней охоты — что за прекрасное время! Жара спа́ла, но ещё тепло. Воздух чистый-чистый; он напоён запахом созревших хлебов, конопли и свежего сена. Деревья стоят в полной своей красе, но уже на земле лежат пожелтевшие листья. Туман ложится раньше и утром медленно тает под мягкими, но ещё тёплыми лучами августовского солнца.

Скворцы стабунились и озоруют на огородах, в садах и на хлебных скирдах.

Молодые выводки боровой, водоплавающей и болотной дичи поднялись на крыло.

Ночь. А в камышовых заводях идёт бойкий утиный разговор.

— Слышишь, как жируют! Славная охота будет завтра, — говорит Максим Петрович.

Зорька, лежащая у ног своего хозяина, беспокойно вертит хвостом и чуть взвизгивает, широко раскрыв свои умные глаза.

— Хорошая у вас собака, Максим Петрович!

— Зорька-то? И цены нет: умница, охотник, друг; как говорится, только не говорит, а всё понимает. Вот и сейчас, видите, закрыла глаза — это потому, что про неё начали разговор, понимает… А рассказывал я вам или нет, что было с ней на первой охоте?

И Максим Петрович начал уже не раз слышанный мною рассказ:

— Три года назад я купил её у совершенно незнакомого мне охотника. Правда, он её сильно расхваливал, но ведь трудно верить. В первую же субботу я со своими приятелями отправился на охоту — мне очень хотелось испытать Зорьку. Но, как на грех, в воскресенье с самого утра пошёл сильный дождь, а в дождь плохая охота: птица таится, да и самому не особенно приятно мокнуть. Всё же мы не выдержали и пошли. Походил я часа два, изрядно промок, а дичи никакой не видел. Зорька сначала пустилась в поиск. Поиск её мне понравился, но очень быстро, как говорят охотники, начала «плести лапти», то есть идти сзади меня, прекратив охоту.

Возвращаюсь — уже кипит походный котелок, а мои приятели сушат на костре промокшую одежду.

«Ну, как охота? — спрашивают они. — А мы думали, что вы обязательно что-нибудь добудете, — ведь вы с собакой».

«Да сегодня хоть с тремя собаками и то ничего не добудешь, — отвечаю я. — Сегодня дело не в собаках, а в погоде».

Я понял, что они просто хотят меня подзадорить, но, как ни странно, всё же запала мне мысль в голову: а может быть, действительно моя собачка — не охотник? Что-то очень быстро она начала «плести лапти».

И как раз в это время шагах в тридцати на сухую берёзу сел кобчик.

Я быстро схватил ружьё, вскинул и выстрелил. Кобчик упал в ивовый куст, разросшийся около берёзы.

Зорька вскочила, сделала несколько шагов в направлении куста и остановилась, повернув ко мне голову, как бы ожидая приказания. И, хотя я знал хорошо, что кобчик — не дичь, я дал команду. Зорька бросилась в куст, но тут же возвратилась пустая.